Сказал Благомир своим:
– Они ждут от нас смирения, так смиримся! Преклоним колена перед крестом. Пусть утешит их ложь, ибо нет правды в человеке, который меняет богов ради покоя своего и бережения жизни своей.
Все волхвы опустились на колени, поклонились княгине и ее шествию. Баян разглядел: на иконах лики все большеглазые.
Крестный ход двинулся к церкви. Княгиня Ольга шла, держа внуков за руки. Ярополк увидел Баяна, махнул ему, подзывая. Благомир приказал тихонько:
– Подойди.
Баян подбежал к княжичу.
– Се – мой друг! – Ярополк потянул бабушку за руку, показывая ей ученика волхвов.
Княгиня Ольга, погруженная в молитву, подняла на Баяна глаза.
Все знали – она старая. Да только ни единой морщинки не увидел волхвенок на белом, как зима, лице великой правительницы. В глазах Ольги тоже стояла зима – лед сверкающий. Упала душа у Баяна, как птичка, схваченная за крылья морозом.
– Можно, он пойдет с нами? – Ярополк снова дернул бабушку за руку.
– Вы с братцем тоже ведь нехристи, батюшки вашего ради, – сказала Ольга и вдруг улыбнулась Баяну: – Единый Бог милосерден. Иди к Нему, Он примет тебя.
В храме поместилось не много народу: княгиня с внуками, ближние люди княжьего двора, монахи, киевский владыка.
Началось освящение храма. Перед иконами зажгли свечи, кадили. Запах ладана волновал сердце радостной близостью к великой сокровенной тайне.
Монахи пели, княгиня пела, все, кто был в храме, – пели.
Ярополк показал Баяну на икону Спаса Нерукотворного:
– Се – Исус! Бог. А это Его Мать. Богородица.
– А кто в шкурах? – шепотом спросил Баян.
– Ихний человек. Святой, – и показал головой на дверь.
Баян не понял.
– Пошли на озеро, – шепнул Ярополк. – Меня теперь пускают. Отец велел пускать. Куда хочу, туда иду.
Княгиня Ольга увидела, что старший внук собирается улизнуть, глянула строго, но только перекрестилась, поклонилась своему Богу до земли.
Ярополк и Баян вышли из церкви.
Перед храмом тоже служили.
– Пошли подальше! – сказал Ярополк. – Весь день поют, поют…
– Хочешь к белому коню? Я ведь тоже только пришел. Мы с Благомиром за словом ходили.
– За словом?! – удивился Ярополк. – Бабушкин Бог тоже Слово. Она сама мне говорила.
– Мы искали вещее слово.
Они вышли к белым скалам. Смотрели на реку, полыхавшую солнцем.
– Ты хотел бы птицей быть? – спросил Баян.
– Я хочу быть князем.
– А зачем?
Ярополк удивился, посмотрел на Баяна, но ответить не умел.
– А ты кем хочешь быть? Волхвом?
– Я хочу петь славу пращурам.
– А зачем? – съехидничал Ярополк.
– Чтоб люди помнили. Чтоб ариев помнили, чтоб скифов помнили. Богатырей.
– Я хочу быть князем, – сказал Ярополк, сдвинув брови. – Как князь скажет, так и будет… Скоро мой отец сядет на киевский стол. Он греков не любит… Он ихний Царьград себе возьмет.
– Мне Благомир говорил, земля наших пращуров была от Восточного моря до Истра, от холодного моря до теплого.
– На такой большой земле как править? – строго спросил Ярополк. – Я буду в Киеве сидеть. Чужого не возьму, а уж своего никому не дам.
– А если льды придут из полнощной страны? Арии от тех льдов в Индию ушли. Арии всех покорили. У них были колесницы. Если льды придут, ты поведешь нас в Индию?
– Льды не придут, придут хазары, а у бабушки тысяцкий – старик.
Ярополк нахмурился. Баяну захотелось утешить друга, вспомнил, как в родной веси ребята ходили на руках. Он и встал на руки.
– Ты так умеешь? – спросил, почесывая пятку пяткой.
– Скоморохи мои так ходят.
– А ты пробовал?
Ярополк отвернулся.
– Давай научу.
Стал показывать, что да как.
У княжича раз не получилось, другой не получилось – и вдруг встал.
– Княжич! – прибежал слуга. – Княгиня зовет!
Ярополк стоял на руках, и ему очень нравилось, что он не хуже Баяна, не хуже скоморохов.
– Княжич! – ахнул слуга. – Кровь бы в голову не ударила.
Ярополк вернулся на ноги. Сиял.
– Княжич! Княгиня гневается.
– Возьми на память. Придешь в Киев – покажи страже. Пустят.
Ярополк рванул с кафтана запону, дал Баяну.
На слугу зыркнул сердитыми глазами.
– Смотри! Никому не говори.
Услада и любовь
Поскучнел богатый, счастливый Киев-град. Бояре да купцы оделись холопами. Холопы – смердами.
Посконно было на княжеском дворе. Княгиня Ольга да комнатные ее люди узорчатые платья спрятали, достали из сундуков ношеное, обветшавшее.
Однако ж у воинов и одежды были изрядные, и оружие новехонькое, богато убранное. Что ни воин – богатырь.
Посол великой Хазарии [16]бедности Киева не поверил. Сын тудуна, надзиравшего за сбором налогов в казну кагана [17], Иоанн Ашин с детства приготовлялся к будущей своей службе. Знал, сколь хитра и премудра княгиня Ольга.
Он был крещен, получил христианское имя.
Молился Иоанн Христу, но служил могуществу рода Ашинов [18]и боготворил кровное родство с гуннами. Однако то была половина крови, другая половина, материнская, вязала хазарского посла со всей Киевской землей. Его мать была русская.
Хитрость княгини Ольги изумила, но не рассердила посла. Он прибыл взять дань и затребовать новую.
Тысяцкий [19]Георгий Вышатич водил Иоанна глядеть на товары, входящие в роспись дани. Ярый воск от новоройных пчел. Ярая пшеница. Ярая – смотреть больно – соль. Связки куньих шкурок, бочки меда, бочонки меда ставленого, пьянящего, обильнопенного. Полотно изо льна, все отменное, все по договору. Пенька чесаная, чистая. Одного овса только было приготовлено мало.
Иоанн вскинул удивленно глаза, а тысяцкий развел руками:
– Не уродился овес. Мы ягод сушеных изготовили взамен. Здесь, в мешках, вишня. Здесь груши.
– А где славянская ягода?
– Костяника? Вот, два бочонка.
– Ягоды коней не накормят, – сказал посол, но не отверг предложенного.
– Сам видишь – даем отборное. Себе оставляем, что поплоше.
Посол самодовольно улыбнулся:
– Обилие – удел великих царств.
Погордился, а в душе кошка когтями заскребла:
Хазария жила былой славой, могущество кагана тает, как весенний снег.
Перед княгиней Ольгой посол Иоанн выказал всю нарочитую дурь хазарского высокомерия.
Вошел со своими людьми быстро, шапки не снял, не поклонился, сел на лавку. Заговорил первым:
– Мы довольны данью. Все товары, собранные тобой, княгиня, для великого кагана, – превосходны. Но Русь не дает моему повелителю ни золота, ни серебра. И сия скудость для богоподобного кагана Иосифа [20]и для царствующего кендер-кагана Арпада – великое поношение и обида… Мне велено сказать тебе, княгине руссов: дай вместо золота и серебра – тысячу синеглазых, златокудрых дев. Не дашь – придем и возьмем, но уже не тысячу, а сколько пожелают наши воины. Волка разумнее накормить, нежели пустить голодным в овин.
Княгиня молчала.
Светлица, где стояло княжеское золотое место, была высока, просторна, напоена светом и запахом солнца.
Ольга сидела возле пустующего трона в деревянном креслице. На ней был венец великой княгини. Платье по вороту шито жемчугом, на шее золотая гривна. На руках всего один перстень, пускавший белые слепящие стрелы лучей.
Небогатый наряд, а вот ножки у княгини были обуты в красные сафьяновые чеботы. В таких византийские василевсы [21]– багрянородные – хаживают.
Положа руку на подлокотник княжеского места, княгиня, чуть сдвинув брови, вглядывалась в лицо посла. Молчание подзатянулось, и посол крикнул с досадой:
16
17
18
19
20