Утверждая мнение созванного мною воспитательного комитета для обсуждения предосудительных этих поступков, предписываю: воспитанника Костомарова за дерзость, ложь и клевету посадить под арест впредь до приказания. Жолкевского, как уже замеченного в других предосудительных поступках, наказать телесно перед ротою и отделить от роты; а унтер-офицера Липинского 1-го сместить с унтер-офицерского звания, сбавить три балла за поведение, и как по летам он не может оставаться в неранжированной роте, то перевести его в 1-ю мушкетерскую роту».
Были приняты все меры для того, чтобы в интересах петербургскою и местного начальства поскорее замять эту историю. По словам директора корпуса генерала Гельмерсена, именно вследствие этого расследование не приобрело «никакого политического вида, дабы сим не родить в воспитанниках идеи, что их увлечения могут быть опасными». Между тем «поступки» названных воспитанников явно имели политическую подоплеку. Это подтверждается, с одной стороны, дальнейшей судьбой провинившихся (некоторые из них стали впоследствии активными участниками революционного движения), а с другой стороны, свидетельствами польских источников, показывающими, что Костомаров, Липинский, Станевич и некоторые другие воспитанники являлись участниками конспиративного кружка, возглавляемого преподавателем истории Таборовским. Этот кружок был, вероятно, составной частью Союза литовской молодежи, который возник в Вильно в 1846 или 1847 году под руководством братьев Далевских и, объединив польскую учащуюся, ремесленную, мелкочиновничью молодежь в западных губерниях, а отчасти и за ее пределами, просуществовал до весны 1849 года.
Генерал Гельмерсен и его патроны в Петербурге не очень интересовались наличием тесных связей между союзом и обнаруженной в корпусе группой «вольнодумцев». Но они понимали серьезность положения и постарались поскорее избавиться от «неблагонамеренных» воспитанников. Костомаров был выписан в юнкера и отправлен для продолжения службы в расквартированную около Бреста резервную бригаду. Он некоторое время приходил под окна корпуса и пытался передать письма товарищам. Узнав об этом, Гельмерсен потребовал, чтобы его перевели в подразделение, расположенное подальше от города. Другой «провинившийся», Болтуц, вместе с братом был отправлен в Минск к родителям якобы за неуспеваемость, хотя отметки у братьев были вовсе не Плохие, а аттестовало их начальство весьма похвально. Что касается Яна Станевича, то его (вместе с братом Иеронимом и их однокашником Издебским) быстренько Сплавили из Бреста для продолжения обучения в Петербург. Оттуда Ян Станевич «за дурное поведение» был отправлен в Оренбургские батальоны. Там он встретился с З. Сераковский, который из студентов Петербургского университета был «определен» в солдаты, так как пытался бежать за границу для участия в революции 1848 года. Сераковский тоже был связан с Союзом литовской молодежи.