Устами прокуроров, обвинявших националистических убийц, говорила высшая справедливость. Приговаривались к смерти не один какой-нибудь Стахур или Щепанский — весь старый мир насилия и обмана, мир шептицких и тупого в своей звериной ненависти к коммунизму украинского национализма, с которым всю жизнь яростно вел бой Ярослав Галан.
Глава о любви и ненависти
Львов… Город Ярослава Галана.
Он прекрасен, этот город.
Еще совсем недавно путник, въезжавший во Львов, встречал на его воротах замшелых каменных львов. Оцепеневшие в многовековой неподвижности, они как бы символизировали неизменность бытия охраняемой ими со всех сторон древней княжеской столицы. Сжигали ее неоднократно грозные пожары, опустошали вражеские нашествия, загоняли в оковы чужеземных законов колонизаторы, но, как сказочный феникс возникая из пепла, былая столица Червонной Руси выстояла я пришла в наши дни в волшебном облике молодого советского Львова.
Люди проходят по улицам имени Александра Гаврилюка, Степана Тудора, Ярослава Галана и с гордостью вспоминают гражданский подвиг этих благородных сынов украинского народа, оставивших неповторимый след на этой земле.
Гвардейская… Последняя квартира Галана…
Слепящее солнце пробивается сквозь белые шторы. Блики, искрящиеся, радужные, плывут по стенам, по корешкам книг, газетам, картинам, фотографиям… Львов еще только проснулся. Стаи голубей вьются над карнизом соседнего дома; оставляя дымный след в небе, ушел реактивный самолет на Москву; машина остановилась у булочной; в сторону университета прошли студенты с книжками. Гвардейская наполняется голосами детей, и сквозь распахнутое окно летят желтые листья.
Дверь в соседнюю комнату приоткрыта. Кажется, вот-вот войдет сам хозяин, сядет за письменный стол, и мелкой дробью разлетится по квартире стук пишущей машинки…
Но такого не случится. Ты можешь увидеть его только на портрете: пристальные глаза, крепко сжатые губы, твердое лицо, гневное, нахмуренное. На портрете уже не в его, Галана, квартире, а на стене мемориального музея. Читаем записи в книге:
«Дорогой Ярослав Галан! И я была верующей — штундисткой и блуждала среди них овцой, как в темной обители. Комсомольцы и друзья помогли мне и дали прочитать книги твои. А черные вороны и ныне каркают на меня при встрече. Пришла в твой дом, чтобы силы и выдержки почерпнуть побольше. Хочу жить без страха божьего, как весь честный народ, как ты, герой наш!
Мирослава из Старого Ярычева на Львовщине. 20/VII 1961 г.».
Афиши театров… Пьесы Галана ставили театры Украины, Владивостока и Кирова, Каменец-Уральска и Куйбышева, Южно-Сахалинска и Щербакова, Барнаула и Симферополя, Мурманска, Тулы, Ачинска, Рязани, Фрунзе, Белоруссии и Узбекистана, Коми АССР и Эстонии, Латвии и Казахстана, Киргизии и Татарской АССР, Карело-Финской ССР, Молдавии и Грузии, Болгарии и Румынии.
На письменном столе — пачка писем. Они пришли со всех концов Советского Союза. Многие из них — отклики на радиопостановки пьесы «Под золотым орлом». «Я был защитником героического Севастополя. Может быть, вместе с Макаровым не раз ходил в атаку на врага», «Только наша страна могла воспитать таких замечательных людей, как Андрей Макаров», — пишет из Волгоградской области лесоруб Д. С. Чурюмов. «Какой замечательный человек был Андрей Макаров! — пишет группа воинов. — Он дал присягу служить Родине и был верен ей до конца своей жизни. Но он в своем подвиге не одинок…»
Их много, очень много, таких голосов. Но, может быть, весомей других сказала об этом «Правда» в редакционной статье, посвященной дню рождения Галана: «Люди трудятся в колхозе, носящем имя Ярослава Галана, живут на улице Галана, ходят в Театр имени Галана, защищают диссертации и дипломные работы о творчестве Галана. О нем написаны книги, стихотворения, школьные сочинения, поставлены кинофильмы, Порог мемориального музея во Львове перешагнули уже многие тысячи людей со всех концов страны, из далеких чужих земель… Галана нет в живых — он погиб. Но живы его книги. Они, как солдаты, несут свою бдительную службу…»
Улица Ярослава Галана приводит к университету. Даже не заходя в аудитории этого крупнейшего научного центра Львова, а просто постояв у его входа и понаблюдав за молодежью, зримо ощущаешь еще одну очень важную примету нового времени, привнесенную в город Советской властью.
До исторической осени 1939 года коридоры и аудитории Львовского университета, «Политехники», как, впрочем, и других высших учебных заведений города, были местами кровопролитий, ожесточенной борьбы украинской молодежи за право учиться на родном языке. Иногда эта борьба выплескивалась и на Академическую улицу, названную сейчас проспектом Тараса Шевченко. Вооруженные бритвенными лезвиями, палками, стояли там, поджидая «проклятых гайдамаков», студенты-шовинисты. Их действия приобретали иной раз настолько угрожающий характер, что даже польский премьер — профессор Казимир Бартель выступил с трибуны Польского сейма против разнузданных молодчиков. Они отплатили Бартелю за это его выступление так: по Львову загуляла свинья, а на боку у нее была написана дегтем фамилия: «Бартель». Вдохновители шовинистической молодежи тридцатых годов — немецкие фашисты расправились с Казимиром Бартелем иначе.