Польские кардиналы Хленд и Сапега превратили монастырские кельи в логова убийц, мишенью которых была вся молодая Польша.
Так же действовали профашистские и националистически настроенные церковники в Словакии, пока народ не вознес главаря контрреволюционных банд монсиньора Тисо на виселицу.
Разоблачая фашиствующих иезуитов, Галан обращается к образам комедии Шекспира «Виндзорские кумушки». Писатель с сарказмом замечает, что иезуиты, видимо, хорошо помнили афоризм из «Виндзорских кумушек» Шекспира: «Где деньги идут впереди, все дороги открыты там настежь».
В памфлете существует подтекст, основанный на ассоциациях с похождениями Фальстафа. Было бы неправильно думать, что Галан отождествляет идеологию реакционных католиков, иезуитов с идейным содержанием этого образа. В памфлете «На службе у сатаны» существует другая, своеобразная подтекстовая параллель. Как известно, похождения рыцаря Фальстафа, считавшего, что «деньги… всюду дорогу пробьют», кончаются тем, что его выносят в корзине с грязным бельем и вываливают в реку. Используя этот афоризм, Галан не только вызывает у читателя в памяти все эти события, но и связывает, ассоциирует путь реакционных католиков, возлагающих все надежды на доллар, с путем шекспировского героя, конец которого так символичен для людей, уверовавших только в силу «желтого дьявола».
Галан пишет, что принципы политики реакционных церковников раз и навсегда определил Игнаций Лойола, основатель и первый генерал ордена иезуитов.
Цель оправдывает средства, поучал Лойола иезуитов. «Если церковь утверждает, что то, что нам кажется белым, есть черное, — мы должны немедленно признать это!.. Не следует сразу заговаривать о вещах духовных с теми людьми, которые поглощены материальными заботами: это значило бы закидывать удочку без приманки… Входите в мир кроткими овцами, действуйте так, как свирепые волки, и, когда вас будут гнать, как собак, умейте подкрадываться, как змеи». Подобные инструкции, говорит писатель, с успехом служили своеобразным учебным пособием в школах и иезуитских пансионах, находившихся под опекой ярого контрреволюционера митрополита Шептицкого.
Мышление Галана-писателя всегда исторично. Использование исторического материала он подчиняет основной задаче: осветить с его помощью проблемы сегодняшнего дня, еще глубже вскрыть закономерности современной классовой борьбы, чтобы, говоря словами Ю. Фучика, люди «извлекали уроки из этого исторического опыта, для того чтобы каждый своевременно понял настоящую правду, правду нынешнего дня, чтобы каждому своевременно стало ясно, что нужно сделать сейчас, каковы задачи каждого».
Покойный критик Анатолий Тарасенков размышлял когда-то над памфлетами Галана. При чтении их «вспоминаются памфлеты Эразма Роттердамского и Джонатана Свифта, направленные против реакции и тьмы средневековья. Но с еще большей силой в памяти оживают наши русские образцы памфлета — замечательная книга Радищева „Путешествие из Петербурга в Москву“, письмо Белинского к Гоголю, гневные страницы антиправительственных сочинений Герцена, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, памфлеты Горького, направленные против носителей буржуазной культуры, разящие страницы прозы и поэзии Маяковского, в которых он заклеймил империалистическую Америку и ее властелина — „капитал — его препохабие“. В борьбе с реакционными кругами католической церкви, униатством и национализмом Галан продолжил лучшие традиции мировой литературы». Как-то Галан сказал:
— Одна «Легенда об Уленшпигеле» Костера стоит тысяч томов!
Зверства бандеровских и униатских банд не раз заставляли его вспомнить строки бессмертной книги: «Кровь и слезы. Смерть повсюду — на кострах, на деревьях, ставших виселицами… на грудах горящих дров, где на медленном огне тлеют жертвы, в пылающих соломенных хижинах, в дыму и пламени которых гибнут несчастные…»
В очерке «Школа» Галан рассказал о страстном книголюбе — мальчике Грицько. Однажды бандеровские убийцы подожгли школу, где он учился, а учителя повесили на балконе. Пепел «стучал в сердце» паренька, когда Грицько шел с односельчанами в атаку на бандеровскую банду, и ветер глушил «его радостный клич, что был кличем бессмертного Клаасова сына: