«Ярослав Гашек не академически утонченный юморист, избегающий шумного политического и социального кипения своего времени, но человек наипрогрессивнейших идей, который реализует свои идеи и в литературном творчестве. Поэтому он так преследует неумолимой, безжалостной сатирой обывательщину, обскурантизм и лицемерие, где бы с ними ни встречался. Поэтому его замечательно меткие карикатуры отличаются превосходством перед другими в актуальности и острой жизненности»[9].
В книгах чешских гашековедов встречается ряд сведений, в частности со ссылкой на воспоминания жены Гашека, о реальных источниках первых рассказов и даже о самом возникновении их замысла, хотя не все в этих сведениях представляется бесспорным. Например, не подтверждены, как, впрочем, и не опровергнуты, сведения о том, что Гашек в 1906 году проходил военную службу в Триенте, но через несколько недель после призыва решением медицинско-экспертной комиссии был освобожден как непригодный к службе. Конечно, кроме кратковременного пребывания на военной службе (если признать приведенные сведения достоверными), сатирик немало наблюдал за солдатами и офицерами и в предшествующие годы — на улицах, в военных лагерях, в казармах, во время странствий.
Сохранились воспоминания друзей и родных Гашека о зарождении замысла первого рассказа о Швейке. По этим свидетельствам. Гашек рассказывал, что однажды в кабачке случайный собутыльник хвастался, как ловко он увильнул от военной службы, прикинувшись дураком. Это было словно озарение, в результате которого замысел сатирика создать значительный художественный образ приобрел определенные очертания. По одной версии, Гашек по возвращении домой так записал эту тему: «Олух в роте», по другой — «Солдат, который прикидывался дураком».
Существует предположение, что одним из возможных литературных источников образа Швейка была юмореска другого известного чешского писателя Ивана Ольбрахта «История Эммануэла Умаченого». В этой юмореске выведен тоже бравый пехотинец Умаченый, которому после команды «Шагом марш!» капрал позабыл скомандовать — «Стой!»... Бравый пехотинец, неуклонно выполняя команду, промаршировал вокруг Земли. Имеются данные из тех же источников, что TauicK дал своему герою имя и фамилию депутата рейхсрата, чешского помещика. По другим данным, прототипом бравого солдата был Иосиф Швейк, гуляка, известный Гашеку по совместным посещениям трактира «У Калиха». Возможно; что справедливы обе версии, т.е. что существовали два Иосифа Швейка и оба они в большей или меньшей степени послужили прототипами для главного художественного образа Гашека.
Рассказы о Швейке, своеобразный итог определенного этапа в творчестве писателя, были крупным достижением критического реализма в масштабе не только чешской, но и мировой литературы. Этими рассказами Гашек достиг уровня, присущего лучшим произведениям критического реализма XX века. Они были в известной степени этапными и в развитии художественного мастерства писателя.
Если чешский народ в своем подавляющем большинстве ненавидел военную службу и самыми разнообразными способами стремился уклониться от нее, ненавидел и презирал австрийского императора Франца Иосифа, то Швейк упорно хочет на военной службе верой и правдой «до последнего издыхания служить государю императору». Здесь снова, как в «Шведском солдате», — обобщение от противного.
Образ Швейка — условный образ, но в рассказах он конкретизируется по сравнению со «шведским солдатом». Это выражается в обрисовке различных событий, в которых участвует Швейк, в воссоздании атмосферы грубости, жестокости, формализма и педантизма, бездушия и тупости, господствовавшей на военной службе. Образ Швейка более детализирован, нежели «достойный шведский солдат». Развитие изображения идет здесь от условности к усилению художественной детализации, к жизнеподобию. Швейк — довольно реальный герой; мы знаем его биографию, индивидуальные качества — жизнерадостность, доброту, вежливость, дружелюбие; можно говорить и об определенном внутреннем развитии этого характера — наблюдаем превращение недалекого парня под воздействием армейского оболванивания в явного идиота.
В рассказах о Швейке Гашек отнюдь не отказывается от условности. Более того, в последних двух рассказах «Бравый солдат Швейк учится обращению с пироксилином» и «Бравый солдат Швейк подвизается у аэропланов» он вводит новое широкое гротескное обобщение. Швейк остается цел и невредим при взрыве от его трубки громадного склада с боеприпасами и взрывчатыми веществами, при многочисленных падениях, самолетов, на которых он летает в качестве «пассажира-груза». Фантастическая неуязвимость Швейка наряду с его беспредельным оптимизмом символизирует несокрушимость, могучую силу народа, способную преодолевать все невзгоды.