Ярославу очень хотелось ответить, что тому и помогать не в чем было, сидел тихо в Суздале, никому не мешая. Но правильно, что сидел, Ростов не та земля, какую крестить с налета можно, там на многие годы все затянется. Хотел ответить, да промолчал, и это не ко времени, он в Новгород надолго, потому еще успеет объяснить все епископу.
Иоаким понял все по-своему, решил, что епископ Феодор просто был слаб, чтобы верно наставлять молодого князя, оттого правил Ярослав хорошо, а вот крестить мерю не смог. Надо сразу взять князя под свою опеку, стать духовным наставником. Все киевские князья выходили из Новгорода, о том Корсунянин ни на миг не забывал, только всегда жалел об излишней мягкости Вышеслава. Этот, похоже, не такой, этот сможет стать Великим князем, вон как глянул! А вместе с ним в Киев переберется и Иоаким…
Так началось новгородское правление князя Ярослава Владимировича.
И здесь мы очень мало знаем о том, как жил Ярослав Владимирович. Кажется, женился на некоей Анне. Кажется, у него родился сын Илья и, возможно, дочь Агата. Построил Ярославово городище, первым стал жить часть года вне самого города – в своем дворце в Ракоме. Открывал школы, чтобы обучались грамоте дети бояр и купцов. Сажал грамотных переписчиков, чтобы множились книги…
В общем, жил и княжил. Сталкивался ли он с Коснятиным? Наверное, но до самого 1014 года ничего ни о стычках, ни о самом Ярославе Владимировиче в русских летописях нет. Да и в иных источниках тоже. Это просто был очередной новгородский князь, сын князя киевского. Один из… Пока не пришла его пора.
Справились ли Борис в Ростове и Глеб в Муроме? Нет, Ярослав в своих опасениях оказался прав. Глеба просто не пустили в город. С юным князем отправилась немалая дружина и большое количество священников во главе с Илларионом. Зря князь Владимир рассчитывал на разумные речи своего любимца, речи речами, а жизнь брала свое.
Муром не встречал князя хлебом-солью. Муромчане были готовы принять самого князя, но, прослышав, что с ним священники, которые станут крестить людей, собрали всю племенную рать и заперлись за стенами. Конечно, киевляне могли бы и осадить Муром и попросту нанести городу урон, но воевода хорошо понимал, что тогда они наверняка не вернутся обратно. Киев далече, а лес на Муромской земле действительно глухой…
Киевская дружина встала неподалеку от города. Шли день за днем, но Муром ворот не открывал. Глеб ходил сам не свой, что делать, вернуться в Киев к отцу? Нельзя. Взять город в осаду? Тоже. Ему на помощь придет все племя, вырежут по одному, и не только священников.
К князю попросился один из дружинников, сказал, что муромский, потому места здешние знает. Глеб только успел подумать, чем он может им помочь, как воевода уже о чем-то расспрашивал дружинника, кивая головой.
Поговорив, воевода Велич обратился к князю:
– Здесь неподалеку есть укрепление, погост, еще со времен княгини Ольги стоит. В нем жить можно, подновим только кое-что.
Услышавший такие речи Илларион рассердился:
– Негоже князю от муромы на погосте прятаться!
Велич даже отмахнулся от него:
– Никто прятаться и не собирается, только жить где-то надо! В город не пустят, что, стоять под стенами будем, пока помощь из Киева не подойдет?
Глеб кивнул:
– Поехали на погост.
Старый погост действительно был вполне годен для жизни, там даже запасы зерна сохранились. Быстро подновили обветшалые постройки, поставили новые избы и конюшни, укрепили на всякий случай тын. Илларион ворчал, что лучше бы взяли Муром, но на него никто не обращал внимания. Быстро поняв, что понадобится помощь, Велич отправил гонцов в Ростов, но не за дружиной, а за хлебом и овсом, надеясь, что князю Борису повезло с ростовчанами больше, чем Глебу в Муроме.
Постепенно жизнь наладилась, даже с городом договорились, не пришлось везти хлебушек людям и овес для лошадей из далекого Ростова, Муром дал все. Только князя со священниками оставили вне города. Сколько ни уговаривал Велич скрипевшего от злости зубами Иллариона потерпеть, епископ не мог.
Прошло целых два года, Муром признал князя, исправно платил дань, только вот в город ни Глеба, ни тем более Иоанна с его людьми не пускали. При любой возможности в Киев уезжал кто-нибудь из священников, скоро остался лишь самый упорный – епископ. Воевода качал головой, можно бы понять, что крестить мурому не удастся, чего упорствовать?
Однажды, когда они с Глебом были на охоте, куда епископ не ездил, считая это бесовским развлечением, Илларион не выдержал и отправился в Муром проповедовать. Горожане, привыкшие, что княжьи люди не появляются в городе без приглашения, да и вообще за стены не заходят, не поверили своим глазам – священник осмелился прийти не просто к Мурому, а на площадь города! Илларион шел, высоко подняв большой крест и распевая духовные гимны, которые были должны помочь завладеть умами и душами муромчан. Что произошло в самом городе, он упорно не рассказывал никому. Видно, Илларион сильно рассердил муромчан своими проповедями, потому как вернулся обратно… без бороды! Опозоренный епископ долго призывал кару господнюю на головы проклятых язычников, только борода от этого на свое место не вернулась.