Волчий Хвост кивнул:
– Помогу, князь. То верно, лучше печенегов воевать, чем свой же Новгород.
Сказал и осекся, ответный взгляд князя был просто бешеным, губы его дрожали от гнева:
– Думаешь, я твоего Ярослава боюсь?! Раздавлю, как муху, одним хлопком! – Дернул головой, вскочил, резко зашагал по горнице, несмотря на боль в спине. Но долго не выдержал, снова вернулся на подушки. Вспышка гнева далась князю тяжело, задыхался, губы посинели, лицо покрылось пятнами, выступил холодный пот. Добавил уже чуть тише: – А не иду на Новгород пока только потому, что опасаюсь нападок печенегов, пока дружина там будет. Уже не раз так бывало…
Воевода, подумав: «Сам себе лжешь, князь», вслух возражать не стал, но все же сказал:
– Ярослав за то время силы соберет…
Показалось или из-под бровей князя блеснул синий глаз? Таким взгляд Владимира бывал еще в молодости, когда тот придумывал что-то уж очень хитрое. Волчий Хвост оказался прав, сил у князя Владимира уже было мало, а вот ум его работал по-прежнему.
– Ярослав варягов нанял, чтобы на меня идти или чтобы от меня защититься?
– Мыслю, чтобы защититься, князь, не пойдет он просто так на тебя…
Взгляд Владимира действительно был с хитринкой.
– А я на него не нападаю. Что варягам делать?
Воевода с недоумением пожал плечами:
– Сиднем сидеть пока.
Что Владимир думает, что варяги, устав ждать, уйдут обратно, и тогда идти можно на Новгород? Нет, князь мыслил иначе:
– Что делают варяги, когда им нечем заняться? Вспомни Киев. – Воевода все равно не понимал. – Они начнут хозяйничать в городе! Вот тогда Ярославу придется либо отправить варягов обратно, либо выступить против меня первым.
Волчий Хвост замер, вот это да! Хитрость князя не иссякла, он и сейчас продумал все на много дней вперед. Все думают, что Владимир слаб, Владимир не может ни на что решиться, а он просто выжидает. Ждет, пока закончится терпение у старшего сына, когда его подведут наемники, а Борис с Волчьим Хвостом заодно печенегов погоняют, чтобы не напали в самый тяжелый час. В Новгороде у князя много своих глаз и ушей; если только Ярослав решит все же выступить, сразу сообщат, дружина успеет вернуться из Степи. Воевода кивнул:
– Разумно придумал, князь. Но тогда нам далече в Степь ходить не стоит…
– А кто вас далече гонит? По краю походите, главное, чтобы Ярослав знал, что дружины нет в Киеве.
Волчьему Хвосту очень хотелось спросить, что будет с Ярославом, если отец одержит над ним победу. Владимир, видно, почувствовал невысказанный вопрос, усмехнулся:
– Непокорные сыновья посидят под замком, пока Борис в силу не войдет!
– Борису не очень хочется княжить…
– Знаю! Да только выхода другого нет, некому, кроме него, остальные друг другу глотки перегрызут. – Тяжелый вздох князя говорил о том, как трудно ему давалось такое решение.
– А может, пусть бы правил себе Ярослав в Новгороде сам по себе. Все же он против Киева не идет…
– И ты туда же?! Как можно Новгородские земли сейчас отделять, когда и Болеслав против, и печенеги снова силу набрали?! Я Русь столько собирал, а теперь она развалится?!
Волчьему Хвосту хотелось возразить, что с Болеславом сам виноват, не посадил бы Святополка с его женой и священником в узилище, не было бы вражды с польским королем. Но, подумав, сам себе признался, что король был готов воевать с Русью всегда, только повода не было. И все равно не видел правоты в расправе со Святополком воевода, не понимал князя, как и многие другие. К чему Бориса на княжение сажать, если видно, что не по нему такое? К чему Ярославу крылья подрезать, пусть бы себе правил Новгородом, присоединил бы к нему еще много земель, тоже неплохо. И Болеслав, может, добром своему внуку гнезненские земли оставил бы, соединились те с туровскими, снова прибыток… Но князь рассудил по-своему, и не воеводе его поправлять. Волчий Хвост вздохнул, князь немолод уже, недужен вон, да и сам он тоже немало пожил, землю потоптал. Пусть уж другие разбираются…
Знать бы воеводе, как станут разбираться другие и каких бед это будет стоить Руси, может, настойчивей убеждал князя Владимира не ссориться с сыновьями, а дать им волю. Но он промолчал, а Владимир, ожидавший разумных возражений и не услышавший их, вздохнул: значит, верно поступает, хотя и тяжело все происходящее для княжеского сердца, для отцовского сердца. Как бы ни был люб послушный, мягкий Борис, но и о Ярославе сердце болело, и о Святополке тоже…
У новгородских пристаней полно ладей, которые товар почти не возят, даже шнеки свейские есть. У некоторых ладей носы выгнуты и изукрашены всякими чудищами, с палуб слышен звон мечей. Это варяжские ладьи. Поромонь-двор тоже гудит, варяжская дружина шумная, люди моря не привыкли сдерживать рвущийся из горла голос, хохочут так, что на всю округу разносится.