Раздражало все: любопытство, проявляемое жителями города, явная их насмешка, множество детей князя, которые ей казались все на одно лицо, суетившиеся вокруг холопы, не понимавшие по-гречески, отсутствие привычного блеска византийского двора. И муж, которому требовались еженощные ласки! Этого еще не хватало! Она не собиралась становиться для князя любовницей, достаточно будет родить ему пару наследников – и все. А в остальное время желательно спать отдельно, да и жить каждому по своим законам. Так жила мать, так жили все известные Анне женщины Византии.
Но Владимир ходил в ее ложницу каждую ночь, овладевал и часто даже оставался ночевать! А уж когда позвал с собой в баню!.. Вот этого Анна вообще не могла понять. Во-первых, что такое баня? Как можно мыться в почти темном, жарком помещении, плеская воду на камни, чтобы все заволокло паром. Мало того, туда еще и ходили мужья вместе с женами! Более отвратительной и дикой привычки она не знала.
Никакие объяснения, что баня не только моет, но и лечит все тело, не помогали. И показывать мужу свое тело княгиня не собиралась.
В общем, все в этом Киеве было не по-человечески и противно византийской царевне. Она пролила немало слез, пока хоть чуть привыкла. Большую жертву потребовали от сестры ее братья-императоры во искупление грехов молодости…
Но больше всего Анну раздражали дети Владимира. Пасынки сразу стали смотреть волчатами, особенно этот хромой. Именно они были главной угрозой новой княгине – чтобы князь назвал соправителями, а потом и наследниками ее сыновей, нужно было удалить с глаз подальше щенков от предыдущих жен! Анну мало волновало, что по принятым на Руси правилам наследником назывался старший сын правящего князя и что Владимир отказался менять эти правила. Это пока отказался, потом изменит, братья помогут. Иначе зачем они отдавали бы сестру за этого русского медведя? То, что у него синие глаза, не заменяло отсутствия придворного лоска! Анна презирала и ненавидела и мужа, и все, что его окружало.
Куда князь денет остальных жен, ее тоже не интересовало, христианину нельзя иметь нескольких, а пока христианской женой была она. Владимир действительно отправил вон всех женщин, бывших с ним. Две жены вышли замуж за бояр, а та самая гречанка, к которой так ревновала мужа Рогнеда, и сама Рогнеда ушли в монастырь, приняв постриг. Рогнеда стала Анастасией и прожила под этим именем в обители еще десять лет. Куда были отправлены восемь сотен женщин из гаремов, вообще не сообщается, видно, розданы в виде подарков. Новую княгиню мало интересовали судьбы предыдущих, главное, чтобы ей было хорошо!
Мешали княгине и многочисленные падчерицы. Она испортила жизнь всем девяти дочерям князя, ни одна из них не вышла замуж при жизни мачехи! Все попытки сосватать княжон натыкались на непонятные отказы, а ведь те слыли красавицами и умницами. Только ее собственная дочь была отдана за новгородского боярина Остромира, хотя вряд ли именно эту почти девочку сватал немолодой уже боярин, скорее, Анна исхитрилась выдать дочь вместо кого-то другого.
Неизвестно, был ли счастлив князь Владимир с новой женой, летописи утверждают, что был, мол, любил до самой ее смерти. Может, и любил, да только сразу после ухода из жизни этой жены тут же взял себе молодую и при ее жизни явно наставлял надменной византийке ветвистые рога.
Но это было потом, а тогда Киев ужаснулся новой княгине. И если о красоте гречанки, Рогнеды и многих наложниц князя Владимира ходили легенды, то об этой запомнили только, что была христианкой и сестрой императоров. А летописи… им положено восхвалять власть имущих…
Из Корсуни (Херсонеса) князь Владимир привез помимо супруги-перестарка все, что только смог утащить, – множество крестов, икон, церковной утвари, мощи святого Климента, даже куски мрамора, два саркофага, целые отдельные фрагменты зданий… Казалось, что он тащил весь Херсонес!
Это выглядело весомым трофеем. В каком-то смысле трофеем была и новая вера; может, потому ее приняли в Киеве едва ли ни с восторгом? Тогда она была результатом победы над обманщиками-греками, наказанными за свою неправду!
Князь крестил киевлян оптом, объявив, что им следует прийти на берег Днепра. Получалось по принципу: кто не со мной, тот против меня. Быть против любимого князя, красивого, щедрого, одолевшего греков и привезшего столько даров из их земли, не хотелось никому. На берег Днепра пришел практически весь Киев. В воду вошли кто по шею, кто лишь по колено, получили новые имена, посокрушались участи низвергнутых идолов Перуна и Велеса и отправились по домам молиться своим языческим богам. Только позже, через много лет, пропустив через себя, русский народ принял веру всей душой, и не стало более искренне верующего народа в христианстве.