2 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 75. Полагают, что эта фраза могла принадежать летописцу, писавшему до 1044 г., когда останки Олега были перенесены в Киев (Шахатов А. А. Разыскания… С. 415-18; Пр иселков М. Д История русского летописания. С. 50). Эго, однако, не единственно возможное объяснение (ер. Ку зЫин А. Г Начапьные этапы… С. 345-347). Помимо прочего, слово «могила», по-видимому, означапо прежде всего «могильный холм», но не обязательно собственно захоронение (ер. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв). Т. 4. С. 555); седовательно, оно могло использоваться по отношению к «Олеговой могиле» и после перенесения останков князя.
3 См., напр.: Соколов Пл. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913. С. 445; Щапов Я. Н. Устав князя Ярослава и вопрос об отношении к византийскому наследию на Руси в середине XI в. / Византийский временник. Т. 3 1. М., 197 1. С. 72-73 и др. С этим, впрочем, не соглашается А. Поппэ (Рорре А. Pasto i Koscib… S. 101-102), однако нарушение канонических (и даже догматических) норм в акте 1044 г. кажется слишком серьезным, чтобы оно могло получить одобрение греческого иерарха.
4 По свидетельству Мацея Стрыйковского, «в Киев явились три архимандрита-чернеца, ученые мужи из Греции», которые и «подняли из могилы кости двух князей» (цит. по: Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. Кн. 2. С. 44 1, прим. 191). Впрочем, источник, а также степень достоверности этого известия польского хрониста XVI в. неизвестны.
5 См. там же. С. 59, 441; Щапов Я Н. Устав князя Ярослава… С. 72-73. Соответствующее (26-е) правило Карфагенского собора входило в состав греческого Номоканона XIV титулов, хорошо извесного на Руси в славянском переводе (см.: Бенешевич В. Н. Древнеславянская Кормчая XIV титулов без толкований. Т. 1. СПб., 1906. С. 397).
6 ПСРЛ. Т. 2 1. Ч. 1. С. 1 661 67.
7 Кузьмин А. Г. Падение Перуна. С. 227. в БЛДР. Т. 1. С. 42-4.
9 Впрочем, вопрос о времени причтения святых Бориса и Глеба к лику святых решается историками по-разному. Согласно традиционной точке зрения, основанной на показаниях памятников «борисоглебского цикла» (анонимного «Сказания о чудесах», служащего продолжением «Сказания о страсти» святых братьев, и «Чтения» преп. Нестора), канонизация святых имела место еще в первые годы княжения Ярослава, а именно в 20-е гг. XI в. Исходя из того, что перенесение мощей святых в построенную Ярославом пятиглавую церковь происходило 24 июля, и считая, что торжества могли иметь место только в воскресный день, А. А. Шахматов предложил датировать их 1026 г., когда 24 июля падало на воскресенье; эта точка зрения была принята и другими исследователями (см.: Шахматов А. А. Разыскания… С. 58; П р иселков М. Д. Очерки… С. 71-72). Это хорошо согласуется также с участием в торжествах митрополита (или архиепископа?) Иоанна; хотя время его святительства остается неизвестным, все же приходится учитывать, что позднейшие летописи (в частности, Никоновская) называют его современником князя Владимира Святославича и упоминают под 1008 г. (см. прим. 72 к главе 5). Современным исследователям, однако, мнение Шахматова не представляется убедительным. Исходя из того, что самостоятельную церковную политику князь Ярослав Владимирович нача проводить лишь после объединения в своих руках всей Русской земли (т. е. после 1036 г.), немецкий славист Л. Мюллер относит канонизацию святых братьев ко второй половине 30-х гг. XI в. По его мнению, митрополит Иоанн был непосредственным предшественником Феопемпта и занимал кафедру до 1039 г.; в промежутке между 1036 и 1039 гг. и следует датировать события, описанные в Житиях (Мюлер Л О времени канонизации святых Бориса и Гле-ба 1 Russia Mediaevalis. Т. VIII. 1. 1995. С. 11).
Совершенно по-иному оценивают события авторы, отрицающие достоверность показаний памятников «борисоглебского цикла». По мнению М. Х. Алешкавекого и А. В. Поппэ, «первая» канонизация святых братьев при Ярославе едва ли могла иметь место. В реальности Борис и Глеб были причтены к лику святых лишь в 1072 г., о чем сообщается не только в тех же памятниках, но и в «Повести временных лет» (см.: Алешковский М. Х Русские глебо-борисовекие энколпионы 1072-11 50 гг. С. 104-125; Поппэ А. О времени зарождения культа Бориса и Глеба 1 Russia Mediaevalis. Т. 1. 1973. С. 6-29; он же. О зарождении культа свв. Бориса и Глеба и о посвященных им произведениях 1 Там же. Т. VIII. 1. С. 21-68). Но если первый из названных авторов вообще склонен считать всё рассказанное в Житиях вымыслом (в том числе, кажется, отрицая сам факт существования пятиглавой вышгородской церкви, выстроенной Ярославом; ер. Алешковский М. Х Повесть временных лет. С. 84-85), то А. В. Поппэ в большей степени обращает внимание на существенные отличия между описанием «первой» канонизации братьев при Ярославе и торжествами 1072 г.: именно во время последних, по его мнению, братья и были по-настоящему причтены к лику святых, в то время как при Ярославе их почитание могло носить лишь местный характер (этот вывод представляется вполне убедительным). Опираясь, в частности, на молчание о Борисе и Глебе Иллариона, а также на тот факт, что имена святых братьев появляются в княжеском именослове лишь с середины 40-х гг. XI в. (см. далее), исследователь именно этим временем датирует начало политического и церковного прославления святых. Но в таком случае приходится констатировать, что имя митрополита Иоанна как инициатора их культа оказалось в источниках в результате недоразумения, ошибки или сознательного искажения фактов, поскольку с 1039 г. (а по Поппэ даже с 1036-го) киевскую кафедру занимал грек Феопемпт, а с 1051 г. - Илларион. Между тем удовлетворительного объяснения этому пока не найдено.