Спас их рассвет. Кто-то швырнул вверх немножко бледности, вмиг исчезли духи леса, над лесом показалась полоска неба, и сам лес сразу словно бы раздвинулся, стал просторнее, звонче, и близкие болота отодвинулись куда-то подальше, и земля под ногами потвердела.
— А цыц! — остановился внезапно Лучук и, малость постояв, тяжело дыша, упал на колени и прислонил ухо к земле.
— Слышно? — спросил Сивоок, изо всех сил пытаясь прикидываться спокойным. — Что слышно?
— Конский топот, — сказал Лучук.
— Вот и хорошо.
— Боже Свароже, помоги коней угнать, — торопливо забормотал Лучук.
— Кони — что! Джурилу нужно свести со света.
— Это уж моя забота. — Лучук погладил свой лук.
— Ну, айда выбирать дерево, — предложил Сивоок.
— Сам выберу.
Сивоок смолчал, потому что теперь хозяином положения был Лучук.
— Мне тоже вместе с тобой или же на другое дерево? — спросил Сивоок почти послушно своего товарища.
— Как хочешь. А впрочем, лучше уж нам быть вместе. Так веселее.
Чего-чего, а веселья здесь было меньше всего, но оба попытались улыбнуться. В холодном свете раннего утра лица да были серые, аж синие, длинный изнурительный перегон по ночному лесу как-то снял с их фигур и лиц обретенную за последнее время взрослость, и теперь наружу выступило детское, беспомощное и незащищенное.
Они выбрали высокий ветвистый дуб, под которым, кажется, должен был проводить свой мятежный образ Джурило, без видимой охоты и торопливости полезли вверх, долго искали дубовые ветви, еще дольше располагались, так что чуть было не пропустили удобный момент, потому что беглецы появились из-за деревьев совершенно неожиданно и гнали вперед так быстро, что Лучук едва успел приладить стрелу и натянуть тетиву, но выстрелил уже не в лицо Джуриле, как предполагал это сделать, а почти вдогонку.
Тетива тихо звякнула, черная стрела хищно метнулась вниз, чтобы разом покончить с рыжим верзилой. Джурило ехал быстро, но стрела летела еще быстрее, она должна была настичь его сразу, и он сразу должен был повалиться навзничь, или же упасть на гриву коня, или сползти набок, но стрела уже, видимо, настигла рыжего, а он все так же покачивался на своем жеребце, удаляясь от дуба и от своей смерти; он словно бы не ехал, а отплывал, отодвигался, неслышно, беззвучно, конские копыта били о землю глухо, мягко, будто обмотанные мехом; все происходило, словно в зловещем сне, ночь хищных прав не хотела заканчиваться, она продолжалась существованием Джурилы, хотя должен он был быть мертвым; но не было времени для удивления, Лучук быстро пустил новую стрелу, которую приготовил для ко-го-то другого, снова на рыжего, но и от этой не произошло ничего, кроме разве того, что Джурило оглянулся и что-то крикнул своим, из чего можно было заключить, что обе стрелы попали в него, но не убили. Сивоок понял: на рыжем — заморский панцирь.
— Бей остальных! — прошептал он Лучуку. — Рыжего не возьмешь!
Лучук ударил одного, другого, третий испуганно рванул своего коня в чащу, еще несколько натолкнулись на тех передних, которые валились с коней. Лучук воспользовался случаем, чтобы сразить еще двоих. Джурило, вместо того чтобы броситься на выручку своим, изо всех сил помчался подальше от страшного места; уцелевшие пошли врассыпную по лесу, тогда Сивоок, не боясь угрозы столкновения с озверевшими от страха заговорщиками, просто упал с дерева в самое скопище коней и убитых всадников, схватил одного коня за уздечку, выдернул его из свалки, вскочил ему на спину, бросился ловить других коней, не прислушиваясь ни к стонам конским, ни к топоту беглецов.
Ему удалось поймать еще двух коней, но и это было хорошо, если принять во внимание их неожиданную неудачу с Джурилой.
— Кто же мог знать, что он прикрыл свое пузо, — бормотал Лучук, неумело усаживаясь на самого маленького коня, потому что к высокому боялся даже подходить. — Если бы знал, я бы в затылок целился! Или в ухо!
— Темно ведь, — попытался прервать его похвальбу Сивоок.