Ну как сюда не зайти, не взглянуть на работу тех, кого приглашают на фабрику в объявлении, висящем у проходной: ткачихи, мотальщицы, сновальщицы, просто вышивальщицы и те, кто восстанавливает рисунок.
Есть еще одна профессия, в объявлении она не названа.
У доски, похожей на кульман, стоит невысокий, плотный человек в темном халате и переносит на бумагу рисунок, увеличивая его. По его напряженной спине видно, как он сосредоточен и углублен в свое дело. Он даже не слышал, как мы с Марией Алексеевной Устюковой, начальником техотдела, выйдя из соседней комнаты, остановились немного в сторонке, так, чтобы видны были его кульман и небольшой экранчик рядом, на ткани которого медленно, по мере того, как мастер наносит на бумагу штрихи, рождается образец того, что позже сойдет с вышивальной машины гипюром, шитьем или отделочной тканью.
— Тут работают мастера очень высокой квалификации — насекальщики. Иногда их называют плунжеристами — это одно и то же. С фабрикой связаны десятилетиями, — тихонько, чтобы не отвлекать внимания мастера, говорила Мария Алексеевна. — Вот он, Николай Иванович Глинин, пришел сюда подростком в войну. Даже не сам пришел — мать привела. Отца призвали на фронт, дома полно ребятишек, он — старший. Так тут и остался. Младшим был за отца, поднимал, учил. Самому-то учиться некогда было — кормилец.
Помолчала, с сочувствием глядя на Глинина. В небольшим коллективе люди сживаются, знают судьбы, заботы друг друга. Это, по существу, производственная семья, объединенная общими целями и успехами. Около четырехсот человек основных профессий. А фабрика, как сказал директор Александр Степанович Малышев, занимает первое место в Европе по числу вышивальных машин. Но то Европа — наш внутренний рынок не сравнишь! Масштабы страны другие. Восемнадцать миллионов метров шитья и около миллиона метров гипюра, отделочных тканей, которые в год выпускает фабрика, едва ощутимы покупателями.
Глинин отвлекся взглянуть на рисунок, тот, который рождался на ткани. Мы подошли к нему, поздоровались. Лицо его, круглое и веселое, даже когда серьезен, чем-то напоминает лицо любимца публики, киноартиста Леонова. Редеющие, зачесанные назад, прямые темные волосы, светлые глаза с юморком. «Шутник, весельчак, душа вечеров, массовок, выездов на природу», — скажут позже о нем молодые работницы, но как тяжело он переступает с ноги на ногу. Немолод, и нелегко работать все время стоя, все время в напряжении, сосредоточенности.
— Это без преувеличения — сердце нашего производства, — говорила между тем Мария Алексеевна. — Создают рисунок художники, главный — Лев Александрович Ягунов и Ирина Тикорская (мы только что покинули комнату, где синеглазая женщина в синей кофточке выкладывала на стол образцы создаваемых коллективом отделочных тканей, как говорят — предмет белой зависти женщин). Они ездят по стране, в музеях работают, изучают традиции. Вышивки по холсту на Руси даже в летописях отмечены. Так что наследие богатое. Однако создать рисунок — дело одно, а как он будет выглядеть на ткани? Тут без участия насекальщика не обойтись. Над этим он и работает, выверяет с художником, потом программирует для машины.
Устюкова взяла со стола широкую, пробитую дырочками ленту плотной бумаги.
— Вот тут и ширина и число стежков. Ответственная, тонкая работа, требующая самой высокой квалификации.
Глинин слегка, как бы про себя, усмехнулся, польщенный оценкой, но молча, с достоинством мастера слушал, как Устюкова объясняла технологию его сложного дела.
— На фабрике два таких незаменимых специалиста. Я говорю буквально, — подчеркнула главный технолог фабрики. — Коля и Толя — так их и зовут. И оба в годах. Не очень охотно на эту работу идут молодые. Вот ведь у Глинина трое детей, а все разлетелись: дочь — киноинженер, блестяще закончила институт в Ленинграде; два сына~м к нные, офицеры, защитники Родины.
— Все это тоже нужно...
Мы переходили из помещения в помещение. Смотрели, как в вышивальном цехе длинные, во всю ширину помещения, двухъярусные машины сотнями игл на туго натянутых шифоне или перкале вышивали цветы и звезды, россыпи звезд. Юркий, похожий на блестящего водяного жука, сновал челнок. Худощавый человек в защитного цвета рубашке быстрыми, экономными движениями подкручивал гайки, что-то отлаживал, выверял, перекидываясь замечаниями в вышивальщицей, которая наблюдала за первым и за вторым этажами игл, поднимаясь по ступенькам на мостки, идущие вдоль машины.
Вращение шпулек, стрекот машин, колющие движения игл и медленно выплывающие из-под них узоры — все это наполняло цех веселым движением. Работницы ножничками срезали нити, соединяющие рисунок, одновременно проверяя качество, отмечая пропуски в вышивке.