Некоторое время мы ехали молча. Но вдруг машину тряхнуло на выбоине. Бабушка охнула.
— Большое движение, — сказал переславец. — Историк Ключевский назвал этот тракт дорогой русской истории. Иной раз вот так проедешь, окинешь взглядом, задумаешься: сложна, велика она, наша история. И все живые люди творили ее, каждый в свою эпоху. Нынче мы как примемся иной раз их осуждать, такую критику наведем — куда там!
— Вот интересно, что скажут о нас потомки? — заметил «гость». — Никто и не говорит, что в прежнее время все было как надо и все хорошо, но ведь не все и плохо. Как говорили в старину, мертвых не судят. В этом есть мера нравственности, ума и великодушия. Так я говорю?
— Я верю в легенды, люблю их поэзию, аромат старины, — продолжал товарищ. — Без них как-то пусто и голо жить, неуважительно к людям, которые нам подготовили место на этой земле.
Переславец, помолчав, продолжил:
— Я стариков всегда слушал, книги старинные читал. А ведь не стал от этого менее убежденным. И чувства к Родине тоже не растерял. Наоборот, стал богаче внутренне. Ведь что вдохновляло Пушкина? «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». Что нам их судить, как они жили. Важно, что собрали и сберегли страну, передали ее нам со всеми природными и духовными богатствами. Вот нам, дескать, распоряжайтесь разумно, плетите дальше цепочку истории.
— Нам сверху судить не трудно. — «Гость» все еще не мог отключиться от волновавшей его почему-то мысли. — Надо было вот так, а не эдак решать и думать умнее. Да ведь не будь ее, этой истории, многим ниспровергателям и покопаться-то было бы не в чем, свою эрудицию проявить. Он и живет-то на прошлом.
— Вы, вероятно, историк? — предположила я.
— Нет, не историк. — Тон его был по-прежнему суховатый. — Да и какое значение имеет профессия? Я — сын своей Родины, что делать, люблю ее со всем и прошлым, и настоящим, и будущим. За то, что было плохо, мне больно, хорошему рад. Все это неделимо, как неделим любой живой организм. Лиши его каких-либо органов, каков он будет, что скажете? Не отвечаете? Ну что же, можете осуждать.
Он уже словно раскаивался, что высказал свои мысли и слишком погорячился. Но именно эта горячность, его живое чувство возвратило мне былые картины — то, что читала и слышала и о чем догадывалась, что жило внутри особым историческим чувством, осознанно или подспудно, свойственное любому живущему на земле существу, наделенному разумом. Я представила движущуюся дружину князя Александра, в двадцать лет разгромившего на Неве шведов, тянувших с запада руки к нашей земле. С тех пор его и называли Невским. Два года прошло, и он, юный князь, сокрушил псов-рыцарей на льду Чудского озера, и эта битва легла в фундамент отечественной истории.
Черной гибелью летели по этой дороге батыевы орды. Ехали высланные в Ярославль Юрий Мнишек, тесть убитого самозванца Лжедмитрия, с дочерью, неудавшейся «русской царицей» Мариной. Близ Переславля, в деревне Щелканке, — все это было раскопано краеведами — Марина пыталась бежать в мужском костюме, но была узнана, поймана и отправлена по назначению.
Шли, грабя и предавая огню города, мечу население, польско-шляхетские и литовские интервенты, готовили престолонаследника, второго Лжедмитрия, прозванного Тушинским вором. С этой кличкой он и вошел в историю.
«Радетели» захватили и сожгли Переславль, дотла разорили Ростов Великий, разграбили Ярославль. Особенно зверствовали в Угличе, отказавшемся признать самозванца.
Рати под предводительством князя Пожарского шагали по этой дороге к Москве. Это были рати нижегородского народного ополчения, тех, кто откликнулся на призыв купца Кузьмы Минина — дома продать, жен с детьми заложить и деньги отдать на создание народного ополчения, поднявшегося в то, как его называли позже, «смутное время» на борьбу с интервентами. Все заложить, но спасти от врага великую свою родину — Древнюю Русь.
Шел по этой дороге учиться в Москву юноша Ломоносов Михайло, ставший впоследствии первым русским ученым мирового значения. Поэт, художник, историк, поборник отечественного просвещения и развития экономики. Материалист, философ и гражданин, он, может быть, впервые в отечественной истории с такой глубиной и мощью осмыслил потенциальную силу, талантливость русского человека, столь часто унижаемого высокомерным ничтожеством.
Едут, мчатся по дороге машины, торопятся туда, где в больших и малых человеческих гнездах вершится история наших дней, нанизывая новые звенья на ее бесконечную цепь.