— Не думаете, что история — подспорье в вашей работе?
Евдокимов улыбался мягко, но, казалось мне, несколько снисходительно; было то, о чем говорила, далековато от его насущных забот. Однако не перебивал, деликатно выслушивая мои мысли о том, что порой в воспитательной работе отбрасывают исторический опыт, а на него опираться нужно, брать главное, что легло в традиции, что историю нельзя делить на части, она существует только в целом, как живой организм.
— Каждая эпоха рождает своих героев, достойных внимания. А уж в наше время! Да что там говорить — и пятилетки, и война, — сказал Евдокимов. — Герой, как я понимаю вас, тот, кто заботится о благе Родины, кто отдает ей с любовью те силы, которыми его одарила природа. Такие есть везде и сегодня.
— И тут, на шинном?
— Да, и на шинном.
— Передовики производства?
Евдокимов кивнул.
— Назовите...
— Можно и назвать, да не запомните.
— Так много?
— Да, много! Конечно, не столь знаменитые, как Невский, но в своем роде люди замечательные. — И стал называть их: — Кузьмичев, Бушуев, Шмелев, Сабуров — все это сборщики, в основном молодые. Женщины тоже есть: Зеленкова и Анфиногенова — браслетчицы, Сергеева — инженер, премирована Советом Министров страны за изготовление автошин полностью из синтетического каучука,
Среди других Евдокимов назвал фамилию Жукова, машиниста протекторного агрегата. Сказал, что человек этот не только герой потому, что носит Золотую звезду, которую заслужил своим отношением к делу, но и по характеру удивительный — общительный, отзывчивый, душевный и безотказный.
— Идеальный герой?
— Если хотите — да, идеальный. Во всяком случае, для нашего времени, Вот он, посмотрите.
Тогда Евдокимов снова раскрыл книжку, в которой был помещен портрет Жукова и его бригады. Жуков сидел за столом в окружении женщин, держа в руках тонкий журнал, данный ему, по-видимому, фотографом. Серьезные, умные лица, красивые платья. Мужчины при галстуках стоят рыцарски позади. Хорошая, дружная группа, бригада, маленький коллектив, объединенные силы, которыми нынче решают большие дела.
Евдокимов связался по селектору с цехом, где работал Жуков, узнал его смену. Но не сразу я попала в тот цех. Завод оказался громадой, такой же непостижимой по первому впечатлению, какой когда-то казались мне, подростку, бесконечные цеха «Красного Треугольника».
А как непохожа его территория на ту, ленинградскую, которая помнится мне с тридцатых годов! Здания цехов, возводившиеся в первые годы индустриализации тут, в центральном районе страны, который располагал избытком рабочих рук, крайне необходимых, ибо у строителей был всего один экскаватор, несколько бетономешалок и кранов-укосин, эти здания еще крепки, вполне современны.
Подновленные к полувековому юбилею, их широкооконные кирпичные фасады разделены по всей территории аллеей разросшихся лип. На тротуарах вдоль корпусов вазоны с цветами, на длинных столбах стеклянные колпаки фонарей. Все это придает территории нарядность, а памятник погибшим воинам-шинникам с надписью «Подвиг и слава ваша в сердцах благодарных людей», венки у подножия — строгую торжественность. Но само современное производство по-прежнему отнюдь не из самых нарядно-чистых, где оперируют пинцетами и работают в белых халатах.
Слева на корпусах таблички с обозначением служб, характеризующих усложнившуюся технологию производства: информационно-вычислительный центр, отдел автоматических систем управления, разные научные лаборатории.
«Из 116 новых моделей шин, — вспоминала я слова Евдокимова, — больше половины разработаны нашими заводскими специалистами. Своя производственная база для испытаний — что может быть лучше для развития отрасли. А какая огромная экономия средств!»
«Вот они тут работают, в этих корпусах», — думала я, направляясь в цех к Жукову.
Остановив идущего мне навстречу рабочего, я спросила, где тут, в каком из корпусов, работает ярославец Жуков, Герой Социалистического Труда? «На заводе несколько таких выдающихся тружеников, наверное, все их знают», — подумалось мне. Так и случилось. Ошиблась в другом.
— Курянин, — поправил рабочий. — Он родом из курской деревни, — и ткнул рукой в ту сторону, где грузно осело на землю похожее на другие цеховое здание.
Вот те и раз, курянин! А ведь не все ли равно. Настоящий труженик, откуда бы ни был, он всегда работает с полной выкладкой. Взять хотя бы главные наши стройки. Нынче на них представлена вся страна, «всяк сущий в ней язык». И все же у ярославцев своя природная стать. Скажем, поэт Алексей Сурков: в нем по оканью можно было определить ярославца. Тут бы и поспорить с очеркистом Кокоревым. Московское «а» не смогло побороть ярославское оканье, и нужно сказать, так люба мне эта самобытная волжская речь с напором, с экспрессией, с затаенной силой.