– Вот как. Плохие новости? – осведомился я. – Надо думать, дядюшка признался, что дурно управлял моими делами. Насколько все плохо? Неужели я разорен?
– Нет... – Алькальд отвел глаза в сторону. – Тут совсем другое...
– Да в чем дело? Ну же, говорите!
– Вы не Хуан де Завала.
8
Это нелепое заявление поневоле вызвало у меня смех.
– Ну что ж, если я не Хуан де Завала, то и вы не дон Луис де Вилль, не алькальд Гуанахуато.
– Вы не понимаете! – Градоначальник чуть было не сорвался на крик. – Вы не тот, кем себя считаете!
Я покачал головой.
– Стало быть, вы утверждаете, что я – это уже и не я? Как вы себя чувствуете, сеньор алькальд?
– Нет, я не так объяснил. Вы – это, конечно, вы, но... вы не Завала. Бруто сперва признался в совершенном грехе священнику, а потом попросил нас выслушать его исповедь на смертном ложе.
– Что еще за исповедь?
– Более двадцати лет тому назад Антонио де Завала и его жена...
– Мои мать и отец, – вставил я.
– Брат Бруто и его невестка высадились в порту Веракрус вместе со своим маленьким сыном Хуаном. Бруто тоже их сопровождал. До Халапы они не добрались: все трое подхватили страшную болезнь – желтую лихорадку, именуемую в здешних краях vomito negro, и умерли.
– Мои родители действительно умерли. Но я, как видите, жив.
– Антонио де Завала, его жена Мария и маленький сын скончались.
– Что за вздор вы городите? Я сын Антонио и Марии. Вы хотите сказать, что у меня был брат?
– У них был только один ребенок: Хуан де Завала, который умер в возрасте одного года одновременно со своими родителями.
– Тогда кто же такой, по-вашему, я?
Мой собеседник ответил не сразу – он долго смотрел мне в глаза, а когда наконец заговорил, мне показалось, будто меня наотмашь ударили по лицу.
– Сын шлюхи.
9
Я бесцельно бродил по улицам Гуанахуато, даже не сознавая, куда меня ведут ноги. Близилась ночь. Я брел в тумане, и слова алькальда снова и снова звучали у меня в голове.
«Подменыш» – вот как он меня назвал.
Un niño cambiado por otro. Ребенок, которым подменили другого.
Как выяснилось, Бруто пересек океан не только ради удовольствия сопровождать брата и невестку, то есть тех мужчину и женщину, которых я всю жизнь считал своими родителями. Его привлекала лицензия, которую Антонио получил от короля: он рассчитывал, примазавшись к родичам, сколотить себе состояние.
Поэтому смерть брата и его семьи означала для Бруто крах всех его надежд: сам-то он не имел никаких прав на лицензию. Поэтому ловкач придумал выход: купил младенца примерно того же возраста, что и умерший годовалый Хуан, и выдал его за своего племянника.
Я не Хуан де Завала, сказал им Бруто, а всего-навсего отпрыск шлюхи.
Выходит, я никакой не гачупино – кабальеро, рожденный в Испании, благородный носитель шпор, а ацтек, жалкое отродье проститутки, еще худшая шваль, чем последний уличный lépero.
«Бруто не знал, к какому народу принадлежал твой отец», – так сказал мне алькальд.
Что за бессмыслица! Разумеется, я Хуан де Завала. Кем же я еще могу быть? Мало ли что скажет в бреду умирающий! Разве можно допустить, чтобы из-за этого человек перестал быть самим собой?!
– Это месть! – выкрикнул я в ночь.
Ну конечно, дядюшка все придумал. Иначе и быть не может. Бруто испугался, что я сам захочу управлять своим состоянием, а он останется не у дел.
Но почему власти приняли на веру ничем не подтвержденные слова Бруто? Увы, оказывается, у них нашлись и доказательства.
– Взгляни на этот портрет, если хочешь узнать правду, – заявил мне алькальд.
Бруто припрятал в своих покоях картину, написанную накануне отплытия Антонио, Марии и Хуана де Завала из Испании в Новый Свет. Так вот, у обоих братьев, Антонио и Бруто, были светлые волосы и глаза. У Марии же были зеленые глаза и золотистые локоны, как и у ребенка на портрете.
А ведь, как я уже упоминал, мои собственные глаза очень темные, да и волосы тоже. Я уж не говорю про свою смуглую кожу. Выходит, в детстве меня не зря называли Маленьким Ацтеком?
Когда я уходил в тот памятный день из дома, туда уже валом валили дальние родичи, те самые поганые прихлебатели, которых мы с Бруто просто на дух не переносили. И вот теперь эта стая крикливых стервятников слетелась, чтобы разделить между собой мое имущество, мой дом, мои деньги.
Собрав в узел одежду, я закинул его на спину и отправился на конюшню, чтобы велеть Пабло оседлать Урагана, но стервятники, призвав на помощь альгвазила, мигом выпроводили меня за ворота, даже не позволив забрать лошадь. Когда я повернулся, чтобы сказать им что-нибудь на прощание, ворота захлопнулись перед самым моим носом.