Не успев поднять клинок, я приметил уголком глаза здоровенный сук, толстый и крепкий, словно ружейный приклад, которым кто-то взмахнул, как топором. Удар по макушке отбросил меня налево и сшиб с утеса, и, уже падая, я успел заметить боковым зрением державшую эту дубинку Изабеллу: ее глаза горели от возбуждения, а губы изогнулись в злобной усмешке.
Я свалился с высоты в дюжину футов и, когда грохнулся на твердую поверхность, острая боль пронзила и мое тело, и мое сознание. Издав нечеловеческий вопль, я, кувыркаясь и ударяясь обо все подряд, покатился дальше вниз под уклон.
Наконец падение прекратилось. Я лежал неподвижно, в голове стучал гигантский молот, а в глазах двоилось. Потребовалось время, чтобы сообразить: я скатился вниз на добрую сотню футов и сейчас нахожусь возле того места, где привязал Урагана. Интересно, смогу ли я двигаться? Я с трудом попытался пошевелить руками или ногами. И тут вновь ожила боль. Я попробовал подозвать коня свистом, но сумел издать лишь еле слышное шипение.
– Ураган! – крикнул я изо всех сил, хотя сил этих было совсем немного.
Чуть ли не со стоном я поднялся на колени и снова позвал коня. Ничего. Невероятным усилием воли мне все-таки удалось встать на ноги.
Ураган нашелся неподалеку от того места, где я его привязал: он освободился и щипал травку. Я заковылял к нему, назвал жеребца bastardo и, собрав последние силы, взобрался ему на спину. Найти и перевезти золото, весившее около восьмисот фунтов, я был сейчас не в состоянии. Для этого требовались носильщики или вьючные мулы, а заодно и вооруженная стража, чтобы охранять караван. Ну а мне надо перевязать раны и добраться до Леона. А потом вернуться в армию и разыскать падре.
Когда Ураган уносил меня, вконец обессиленного болью, прочь, в моем мутнеющем сознании всплыл образ Изабеллы.
Вот ведь проклятая putа! Эта потаскуха помогала любовнику жечь огнем ноги собственному мужу, а потом подвешивать его над костром. Чтоб ей самой гореть за это в аду!
104
Понятия не имею, как далеко и как долго нес меня Ураган. Я знал, что жизнь покидает меня вместе с кровью. Единственный известный мне способ остановить кровотечение заключался в прижигании ран каленым железом или подожженным черным порохом, но у меня не было ни того ни другого. Мало того, у меня не было сил даже на то, чтобы править Ураганом. Темные тени заволакивали мое сознание, угрожая утопить его в черной пустоте.
Мысли и видения беспорядочно мелькали в голове: я перемещался из этого мира в загробный мир моих предков-ацтеков, заново ощущая и переживая горести и утраты земной жизни. Карлос, умирающий у меня на руках; бокал бренди, присланный Бруто; стоны и крики, мертвые и умирающие в зернохранилище...
К действительности меня вернули громко прозвучавшие рядом слова. Зрение и слух постепенно вернулись ко мне. Я понял, что Ураган остановился, его окружили люди, и все они смотрят на меня.
– Вы серьезно ранены, сеньор. – Это было не вопросом, а скорее утверждением.
Тут мир вокруг меня начал вращаться, и я провалился в клубящуюся черноту бездонной пропасти.
* * *
Ни один приличный дом в Новой Испании не принял бы раненого незнакомца. Однако меня все же приютили и выходили под крышей, правда, не дома, а хижины в маленькой ацтекской деревушке. Ее простые, скромные жители не испугались прийти на помощь чужаку и не погнушались им.
Более или менее оправившись, я проверил свою одежду и снаряжение. Ничего не пропало, да еще вдобавок одежду заботливо выстирали и зашили.
У меня не имелось ни малейшего представления о том, сколько времени – дней, а может быть, недель – я провалялся здесь, пока надо мной витала тень смерти. К сожалению, я не смог даже толком расспросить об этом, как и о многом другом ту супружескую чету, которая меня выходила. Ибо эти добрые люди не говорили по-испански.
Пусть и нетвердо, но теперь я опять держался на ногах и уже собирался пойти поискать пасшегося где-то поблизости от селения Урагана, когда вдруг неожиданно услышал поблизости стук копыт. Промелькнувшую было в голове мысль о бегстве пришлось сразу отбросить, ибо хижину окружили, и властный голос приказал мне выйти наружу.