Я был в восторге от страстности его речей, элегантности его манер, от того, как изысканно он держался в седле, когда гарцевал на своем резвом белом жеребце по улицам Гвадалахары, вызывая всеобщее ликование.
Обе армии сошлись возле моста, перекинутого через реку Кальдерон. Мы находились в одиннадцати лигах к востоку от Гвадалахары, в одном дне напряженного конного пути. То была засушливая, холмистая территория со скудной растительностью, по большей части пожухлой травой да корявыми деревцами.
По приказу падре наши войска захватили мост и заняли высоты на подступах к Гвадалахаре. Он расположил армию с присущей ему мудростью: так, что с какой бы стороны ни обрушился на нас Кальеха, мы были одинаково хорошо защищены barranca – глубоким оврагом.
Когда стемнело, мы, десятки тысяч бойцов, остановились среди холмов на ночлег, и одних только огней наших лагерных костров было больше, чем звезд на небе.
Утром следующего дня стало ясно, что Кальеха стремительно движется прямо на нас.
– Кальеха идет на эту битву с уверенностью, потому что не считает противостоящее ему сборище настоящей армией, а также потому, что мы уже однажды показали ему хвост.
Услышав это справедливое замечание, Марина наградила меня сердитым взглядом.
Она негодовала на меня, считая «пораженцем», хотя на самом деле я верил в нашу способность разгромить гачупинос. Мы обладали численным превосходством, занимали более выгодные позиции, и наша воля к победе была сильна. Однако я знал и то, что сеньора Фортуна – весьма капризная puta.
Поскольку из-за ран я не мог участвовать в настоящей схватке, падре решил использовать меня как разведчика-наблюдателя. Я забрался на дерево, которое росло на вершине холма, и, вооружившись подзорной трубой, наблюдал за тем, как Кальеха разделил свою армию на две части. Даже с такого расстояния мне удалось узнать его мундир и понять, что вторым подразделением командует генерал Флон, который в отличие от педантичного, обстоятельного Кальехи славился своей импульсивностью.
Я разгадал замысел врагов и тотчас отправил гонца к падре: Кальеха намерен атаковать наш левый фланг, тогда как Флон ударит по правому.
Кальеха двинулся в сражение с суровой решимостью, но не очертя голову, а неторопливо и размеренно наступая на наши передовые рубежи. Мы не могли остановить тяжело вооруженные шеренги, которые неумолимо продвигались вперед, расчищая себе путь мушкетным огнем и картечью. Однако наши бойцы не дрогнули, они держались до последнего и погибали, не оставив позиций.
Но если Кальеха продвигался вперед медленно, то порывистый Флон совершил нечто такое, что удивило не только меня, а, без сомнения, и самого Кальеху тоже: его отряд внезапно устремился в атаку на сильнейшую из наших позиций.
Я в изумлении покачал головой. Альенде и падре предполагали, что неприятельская армия может разделиться, но Флон ударил стремительно, обрушив на нас все свои силы, тогда как Кальеха продолжал наступать размеренно и методично.
– Этот bastardo хочет, чтобы вся победа досталась ему одному! – крикнул я стоявшей внизу Марине.
Тем временем мы отбили одну атаку Флона, потом другую. Когда его артиллерия прекратила огонь, я сообщил вниз:
– У его пушкарей кончились ядра! Им придется отступить!
Голос мой дрожал от радостного возбуждения. Кальеха еще пытался продолжить сражение, пушки еще изредка изрыгали огонь на возвышенности, но я уже не сомневался: победа будет за нами.
И тут вдруг громыхнул взрыв такой силы, что меня едва не сбросило с дерева, за ним последовал другой, потом еще и еще. Земля неистово содрогалась, словно внезапно началось извержение вулкана. Оглушенный, я едва удерживался на ногах, цепляясь за дерево. В ушах у меня звенело, глаза и ноздри щипало от едкого порохового дыма.
Уверенный, что поблизости взорвалось пушечное ядро, я посмотрел вниз – все ли в порядке с Мариной. Ее сбило с ног, но она уже поднималась.
– Что случилось? – вскричала Марина.
Матерь Божья!
Я в ужасе воззрился на вершину холма. Над тем местом, где были собраны наши подводы с боеприпасами и снаряжением, поднимались языки пламени и огромные клубы дыма. Должно быть, один из залпов вражеской артиллерии случайно угодил в фуру, груженную бочонками с черным порохом. Последовал взрыв, пламя перекинулось на соседнюю фуру, потом на следующую...
– Nо! Нет!
Я не смог сдержать крика, видя, как хаос стремительно распространяется по рядам повстанцев. Не знаю уж, сколько наших людей погибло при первых взрывах, наверное, сотни, но гораздо хуже было другое. На наши ряды накатывала волна едкого черного дыма, огонь охватывал кустарник и сухостой, где окопались наши войска. Удержать строй не было никакой возможности: он распадался не под напором испанских войск, а потому, что люди были не в силах противостоять адскому натиску пламени и дыма.