Скрыть зловещую правду не удавалось при всем желании. Чем огромнее становился разлом, тем сильнее разрасталась вокруг него шумиха. Впервые со дня своего основания Новосибирск переживал столь масштабные геологические потрясения. И ладно бы они были давно изученной и поддающейся прогнозам сейсмической катастрофой! Слухи о том, что в каждодневно расширяющейся зоне оцепления происходит нечто сверхъестественное, расползались по Новосибирску один другого немыслимее. Мало кто верил официальным заявлениям антикризисного Комитета, что он держит ситуацию под контролем. Один лишь факт, что гигантский ненасытный червь продолжает вгрызаться в город, доказывал: ни у военных, ни у ученых нет оружия против такого чудовища…
Группа академика Ефремова прибыла в Новосибирск прямиком из Мурманской области, где Лев Карлович вот уже который год вел исследования на легендарной Кольской Сверхглубокой – буровой скважине, чей возраст исчисляется полутора столетиями. Правда, более века из них бурение там не велось. Но в две тысячи сто втором году Ефремов выкупил всеми забытую геологоразведочную станцию, очистил, выровнял и укрепил главный ствол скважины и возобновил буровые работы. Запатентовав в молодости несколько прогрессивных и коммерчески востребованных изобретений, к пятидесяти годам знаменитый ученый-геолог стал мультимиллионером. После чего и решил посвятить остаток жизни изучению глубинных недр нашей планеты – занятие во времена Кризисов, мягко говоря, непопулярное.
Сегодня, когда подобный энергоемкий труд целиком возложен на механические плечи кибермодулей, Льву Карловичу приходилось значительно проще, нежели его предшественникам, работавшим на станции в конце двадцатого века. Громоздкую многокилометровую колонну труб со вращающейся на конце буровой коронкой заменила слаженная команда роботов-проходчиков, способных проложить скважину идеально прямой конфигурации независимо от того, какой твердости порода попадется на пути. Однако если сто пятьдесят лет назад об успехах Кольской Сверхглубокой был наслышан весь мир (пробурить двенадцатикилометровую скважину для техники того времени являлось ошеломляющим достижением), то свои результаты Ефремов предпочитал держать в тайне. По крайней мере, широкого доступа к его научным трудам не было ни в Интернете, ни в других публичных информационных источниках.
Приезд в Новосибирск знаменитого мурманского геолога совпал с появлением седьмого по счету разлома, дугообразная цепь которых протянулась теперь на двадцать пять километров. Тропа Горгоны неумолимо приближалась к Обскому морю и, судя по всему, через неделю обещала достичь берега. Траектория ее движения была рассчитана, разумеется, лишь приблизительно. Согласно прогнозу, аномалия пересекалась с водохранилищем выше плотины, но где гарантии, что в ближайшие дни Тропа не свернет прямиком к ГЭС? Этот вопрос уже обсуждался городским антикризисным Комитетом, обязанным срочно подготовить план эвакуации тех районов Новосибирска, что примыкали к набережной. А затем – отдать приказ об открытии водосбросов и экстренном спуске воды, в ходе которого вышеупомянутые районы непременно будут затоплены. Но в любом случае заблаговременное понижение уровня Обского моря было предпочтительнее, чем прорыв дамбы и неконтролируемое затопление гораздо больших территорий.
В связи с закрытием новосибирского аэропорта Ефремову и его исследовательской группе пришлось долететь до Омска и оставшуюся часть пути проделать на автобусе. Однако в дороге с ними случилась неприятность: тягач, везший мобильную полевую лабораторию академика, угодил в аварию. К счастью, не слишком серьезную – водитель остался жив, а груз уцелел. Но из-за этой накладки ефремовское оборудование было доставлено в Новосибирск только через неделю. Что, впрочем, не помешало Льву Карловичу воспользоваться любезной помощью местных коллег и начать работу у разлома сразу, как только мурманцы прибыли на место.
Ефремов провел там всего полдня и узнал все, что ему было необходимо. После чего прибыл на заседание Комитета и предложил рассмотреть вопрос не о частичной, а о полномасштабной эвакуации города. Именно тогда впервые за время изучения Тропы и прозвучали зловещие слова Mantus sapiens. В отличие от остальных съехавшихся сюда ученых, самые авторитетные из которых были включены в Комитет на правах научных консультантов, Лев Карлович ничуть не сомневался, что причиной разлома служат происки именно Души Антея.
Присутствовавшие на заседании геологи отнеслись к версии Ефремова скептически, заявив в ответ, что ведь он сам и является автором недоказанной гипотезы о существовании так называемой разумной мантии. Гипотезы, в которую здравомыслящее большинство геологов попросту отказывалось верить, равно как и многим другим недоказанным теориям мурманского буровика-отшельника. А, стало быть, выдвинутая им версия не может служить здравым объяснением происходящему в Новосибирске катаклизму. И уж тем паче – доводом за массовую эвакуацию новосибирцев.
Но городской антикризисный Комитет, членом коего также числился генерал-майор Верниковский, не стал с ходу отвергать предложение академика, предложив ему обосновать свою точку зрения. Он, безусловно, был готов к такому повороту и выложил на стол видеоотчет о своих мурманских изысканиях. Времени у комитетчиков было в обрез, и они выделили Льву Карловичу на выступление всего двадцать минут. Поэтому ему нужно было постараться, чтобы за столь короткий срок убедить присутствующих в своей правоте.
По завершении ефремовского доклада научные консультанты остались при своем мнении, но некоторые члены Комитета, включая Верниковского, поддержали предложение академика. Возражения большинства не сделавших это комитетчиков сводились к одному: материалы Льва Карловича, конечно, заслуживают доверия, но, предрекая катастрофу, он все же сильно перегибает палку. Такой исход возможен лишь в том случае – и то гипотетически, – если теория Ефремова действительно является правдой. Однако как раз этого он и не сумел убедительно доказать. Так что если в существование Mantus sapiens присутствующие еще готовы с некоторыми оговорками поверить, то в масштаб прогнозируемой академиком катастрофы, к сожалению, нет. В общем, план сброса водохранилища и эвакуации горожан из зоны затопления остался приоритетным.
В качестве дополнительного аргумента своей правоты академик пообещал показать Комитету действующую модель флейты Ефремова-Клейна, которая, как назло, находилась в том самом застрявшем в дороге лабораторном трейлере. Все, что требовалось Льву Карловичу для демонстрации, это полдесятка образцов Души Антея, добывать которые (но, к сожалению, не сохранять) исследователи Тропы научились лишь одним-единственным способом – при помощи подопытных животных. Однако предложенный мурманским ученым эксперимент мог состояться в лучшем случае послезавтра – уступка, на какую Комитет, при всем уважении к знаменитому академику, пойти не рискнул.
Расстроенный отказом, он вернулся к разлому, где продолжил изучение аномалии вместе с остальными научными группами. А Комитет приступил к реализации первоначального спасательного плана, хотя, по заверениям Верниковского, он и прочие сторонники Ефремова засомневались в правильности такого решения.
Из-за сильного изгиба речного русла в черте города сбрасываемый ГЭС поток воды затопил преимущественно правый берег Оби. Полностью скрылись под водой расположенные ниже плотины острова и прибрежные дачные поселки – излюбленные места летнего отдыха новосибирцев. Прекратил работу речной порт, а все крупные суда были спешно отогнаны вниз по течению за пределы Новосибирска. Единственное, что помешало властям ускорить водосброс путем форсирования искусственного паводка, это железнодорожная магистраль. Насыпь проходила всего в полукилометре от берега и ее подмыв грозил лишь усугубить постигшую город транспортную блокаду.
Разумеется, за пять дней нельзя было полностью разгрузить дамбу, но на момент выхода Тропы к Оби уровень водохранилища значительно понизился. На сей раз аномалия оправдала научные прогнозы, достигнув берега четырьмя километрами выше плотины. А затем двинула дальше, по дну, так, как делала это прежде, пересекая мелкие озера и речушки и воздвигая над собой полуметровый барьер окаменелой воды, что больше походила на мутное стекло, чем на привычный лед. Исследователи уже ознакомились с этим новым агрегатным состоянием жидкости, преобразованной в твердый, как алмаз, монолит, который раскалывался надвое, когда аномалия разрывала дно встречного водоема.