Что стряслось с экспедицией и почему из одиннадцати ее участников – Ефремова и десяти бойцов «Громового Кулака», – возвратилось лишь семеро невменяемых солдат? Верниковский решил, что исследовательскую группу постигла беда, приведшая не только к гибели четырех человек, но и поломке либо утрате флейты. Из-за этого выжившие спецназовцы лишились генерируемого ею защитного барьера и, отступая назад, к подъемнику, оказались захвачены Душой Антея. После чего были вытащены на берег и даже успели сказать товарищам несколько невнятных фраз, прежде чем замолчали окончательно. В таком состоянии пострадавших доставили в клинику, где они, несмотря на усиленную охрану, умудрились все же вырваться из боксов и учинить побоище…
Платформа в очередной раз качается на ветру, и я невольно ежусь. Еще немного, и надо мной сомкнется белая и плотная, как вата, Mantus sapiens. Любопытно: ветер над ней дует такой, что с ног сбивает, а эта вроде бы обычная газообразная муть растеклась по «Кальдере» и даже не шелохнется. Чего она на самом деле выжидает? Уничтожила огромный город и затаилась. Копит силы для более сокрушительного удара? Ничуть не удивлюсь, если вскоре выяснится, что так оно и есть.
Я стараюсь обуздать волнение, но одна паническая мыслишка никак не дает мне покоя. А что, если тогда, в клинике, Душа Антея просто побрезговала мной как носителем, и потому не факт, что сейчас она поступит так же. Я поправляю на плечах походный ранец, пробую в который уже раз, легко ли снимается с предохранителя «АКМ-070» (электронные примочки на нем отключены – все равно при контакте с мантией все они выйдут из строя и неизвестно, заработают ли снова), переминаюсь с ноги на ногу… Просто для того, чтобы не стоять столбом и не ощущать колотящий меня мандраж.
При отправке в «Кальдеру» ефремовской группы Верниковский не сразу опустил платформу подъемника на дно. Сначала они провели испытание, действует ли выставленная ими защита и какова внизу видимость. Экспедиционная флейта Ефремова-Клейна – модифицированный академиком лабораторный образец его устройства, – работала безупречно, как армейский кибермодуль. Туманный слой имел толщину не больше трех десятков метров, и потому на дне впадины было довольно светло – примерно как пасмурным днем в обычном городе. По предварительным оценкам, разрушения в Новосибирске – точнее, в его Первомайском районе, – оказались не такие ужасные, как ожидалось. Звучало неправдоподобно, но тем не менее Лев Карлович ручался за свои слова.
Благодаря ему, я могу составить представление об обстановке, ожидающей меня в точке прибытия. А вот что мне уготовано при погружении во мглу, остается пока загадкой. Экспедиция Ефремова проделала эту часть спуска под прикрытием флейты. Я, в отличие от первопроходцев, не защищен от разумной мантии ничем. В этом и кроется суть задуманной Верниковским авантюры. Мне предстоит вновь убедить благодетеля в своей уникальности, поскольку иначе проку от капитана Рокотова будет еще меньше, нежели от его предшественников.
Туман поглощает платформу, и я начинаю погружаться в него, словно гордый капитан, решивший остаться на мостике тонущего судна и погибнуть вместе с ним. Этот яркий образ возникает у меня в памяти, и Скептик спешит озвучить его со всем присущим ему сарказмом.
нарочито пафосно поет он, перефразировав легендарного «Варяга» с учетом нашего не менее драматичного погружения. Мне остается лишь позавидовать выдержке Скептика, искренне полагающего, будто он мастер тонко и остроумно шутить. Знает, ублюдок, что я не могу набить ему морду, вот и пользуется этим.
Туман неумолимо подбирается к горлу. Я инстинктивно задерживаю дыхание, хотя осознаю, что смогу дышать в этой субстанции, поскольку она все равно не попадет мне в легкие, как обычный пар или газ. Глаза, однако, зажмуривать не тороплюсь; лишь прищуриваюсь, а когда понимаю, что и это лишнее, открываю их уже без опаски. Пытаюсь что-нибудь рассмотреть – без толку. Мне еще не доводилось нырять в бассейн с кипяченым молоком (многие современные нувориши ищут в этой недешевой процедуре секрет естественного омоложения), но, думаю, ощущения при погружении в разумную мантию будут аналогичными. Разве только последняя оказывается не такой густой. По плотности Душа Антея ближе к сжиженному газу. А вот по температуре и цвету впрямь напоминает горячее молоко. После пребывания на январском ветру погрузить лицо в жар было бы приятно, кабы при этом я ни дрожал от страха. Что, интересно, переживали в эту минуту Ефремов со товарищи, находившиеся тогда под защитой флейты?
Чувство времени исчезает, будто во сне. Зато появляется почти осязаемое ощущение враждебности. Нечто похожее можно испытать, войдя в комнату, где сидят сплошь твои недоброжелатели: внезапно смолкшие разговоры, взоры исподлобья, недвусмысленные переглядывания и покашливания. И неважно, что сейчас я погружен в непроглядную муть, даром что разумную. Кажется, будто из нее таращатся тысячи пар злобных глаз, и тысячи оскаленных пастей только и ждут, чтобы впиться в меня несметным количеством острых зубов. И все это – вкупе с обжигающим лицо жаром. Жаром, от которого невозможно скрыться, как от дьявольского котла в финале многогрешной жизни…
– Спокойно, брат! Не вздумай отключиться! – тормошит меня Скептик, заметив, как от жара и давящей на психику атмосферы мое сознание слегка помутилось. – Мне вон тоже дерьмово, но я же не расклеиваюсь!
– Тебе-то о чем переживать? – бормочу я, встряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, и еще крепче хватаюсь за перила площадки.
– Да уж есть о чем! – отвечает братец с довольно редким для него ненаигранным волнением. – Какая-то настырная тварь пытается заставить меня потесниться, чтобы втиснуться в нашу голову! Эй, неужели только я один это чувствую?
– И каковы успехи у этой твари? – осведомляюсь я. Разговор – это именно то, что мне сейчас нужно. Когда беседуешь, меньше реагируешь на происки Души Антея, которая, похоже, не теряет надежды заполучить надо мной контроль.
– Хрен ей с чесночным соусом! – злорадно цедит Скептик через свои несуществующие зубы. – Место занято! Капать тебе на мозги – это моя законная прерогатива, которой я не намерен делиться с какой-то там Mantus sapiens. Пусть поищет себе другую башку для проживания, а в нашей ей ничего не обломится – прямо так я этой стерве и заявил!
– Душа Антея – она что, с тобой говорила? – удивляюсь я.
– Нет, конечно, это просто к слову. Хочет тихой сапой в дамки прокрасться! Не на того напала! Я – существо миролюбивое, но своего уступать не привык! Пусть ты, брат, и не семи пядей во лбу, но клянусь: я готов сражаться за каждую эту пядь до последней капли нашей крови!
– Хорош паясничать, – отмахиваюсь я. – Лучше скажи, как сейчас обстоят дела на твоем фронте.
– Враг отступил, но, сдается мне, ненадолго, – докладывает незримый страж моих ментальных рубежей. – Похоже, мне удалось его ошеломить, однако вряд ли Душа Антея сдастся так легко.
– Кто бы сомневался! – ворчу я. Настроение у меня остается мрачным, но боевой дух после выигранной нами схватки малость повышается. Многообещающее начало, чего там говорить. Оказывается, я вполне могу обойтись и без флейты. Остается выяснить, как долго я провоюю без поддержки вооруженного до зубов спецназа.