Шарзад подняла бокал и пригубила его, отпив немного вина. Халиф молча наполнил ее чашу, и девушка скрыла свое удивление.
Краешек ставни за его спиной начал светлеть.
– Агиб вскарабкался на корму – последнюю все еще целую часть корабля. В общей неразберихе он заметил тяжелый железный горшок, который протянуло мимо него в сторону горы. Своими ловкими руками умелого вора Агиб ухватился за горшок и прижался к нему, цепляясь за жизнь; его стянуло с кормы прямо в бескрайние воды моря. Горшок сильно тащил Агиба вниз, и он боролся за то, чтобы остаться на плаву, попутно ища что-то, за что можно было уцепиться. Он слышал, как вокруг него тонули его товарищи, и это делало поиски Агиба все более отчаянными. Увидев сломанную часть главной мачты, он обхватил ее свободной рукой, все еще с неистовой свирепостью сжимая горшок.
Резкие черты лица халифа смягчились в понимании.
– А этот Агиб быстро соображает. Он надеется, горшок притянет его прямо к острову.
Шарзад улыбнулась.
– Именно. После многих часов в море инстинкты Агиба вывели его на сушу. Его, всего истощенного и дрожащего от страха, выкинуло на блестящий черный берег Адаманта. Оказавшись в тени горы, он потерял сознание и не приходил в себя на протяжении многих часов. Когда рассвело, открыл глаза, а потом начал поиски пищи и воды, еще не осознав до конца, что это действительно место смерти и разрушения, – вокруг него не было ни единого признака жизни и надежды найти воду в столь безлюдной пустоши оставалось крайне мало. Он упал на кучу камней в отчаянии, понимая, что его снова поджидает кончина. Тогда камни позади него сдвинулись, и в трещину между ними выскользнула небольшая металлическая чаша. Она была старой и потертой, со сколами по краям.
Слабый голубоватый свет крался по ставням все выше, проскальзывая между их красивыми резными планками, вдыхая жизнь в призрачный силуэт.
– Агиб изучал чашу. Она была вся облеплена песком и грязью. Он подошел к морю, чтобы очистить ее. Когда смыл грязь в волнах прибоя, стало видно, что чаша покрыта надписями, подобных которым он никогда не видел. Он поднял ее к солнцу, но капли воды все еще искажали поверхность, поэтому Агиб с силой потер ее рукавом, чтобы высушить…
Теперь края ставней уже были окрашены светящейся белизной зари. Лучи света струились через планки на мраморный пол, словно вены из расплавленного золота, тонко тянувшиеся в тепле раннего утреннего солнца.
Сердце Шарзад грозило выпрыгнуть из груди.
– И тут чаша задрожала. В ее полых глубинах появился дым цвета чистого полуденного неба, который кружился и нарастал, превращаясь в большой светящийся столб. В ужасе Агиб выронил чашу и упал навзничь на жесткую черную гальку берега горы Адамант. Дым увеличивался в размерах и становился все более плотным, пока в его центре не возник силуэт.
Халиф наклонился вперед.
– Силуэт принял форму… и начал смеяться.
Шарзад замолчала.
За спиной халифа наступил рассвет во всей своей ужасающей красе.
– Почему ты остановилась? – спросил он.
Она посмотрела в сторону террасы. Глаза Халифа последовали за ее взглядом.
– Ты можешь закончить рассказ, – сказал он.
Шарзад осторожно вдохнула.
– Я боюсь, это невозможно, сеид.
– Извини?
– Я только начала рассказ.
Его глаза сузились до золотистых щелок.
– Закончи рассказ, Шарзад.
– Нет.
Он выпрямил ноги, и вены благодарно запульсировали.
– Так это и был твой план с самого начала?
– И что это был за план, сеид?
– Трюк. Тактика, чтобы избежать казни… начать историю, которую ты не собираешься заканчивать. – Его голос был угрожающе низким.
– У меня есть твердое намерение закончить этот рассказ – завтра ночью. А случится это или нет – вам решать. – Она смотрела на него снизу вверх, сжав кулаки в складках шамлы.
– Ты сказала, что понимаешь: твоя жизнь потеряна. Это сразу было ясно.
Шарзад встала и выпрямилась во весь рост. Она расправила плечи и подняла свой маленький подбородок.
Когда заговорила, в ее тоне чувствовалась та же колкая мягкость, скопированная у него.
– Все наши жизни потеряны, сеид. Вопрос только в том – когда. И я хотела бы еще один день.
Он взглянул на нее, четко обозначенный профиль халифа был даже более устрашающим, чем дымка гнева, окрасившая лицо.
Раздался стук в дверь.
– Всего один, – прошептала она.
Взгляд его тигровых глаз бегал вверх и вниз по ее лицу, оценивая своего противника, взвешивая все варианты.
Она минуту стояла с замирающим сердцем.
«Я не буду умолять».