— Я знаю, — он сглотнул и прочистил горло. — Тогда вы также знаете, кого знаю я.
— Если ты думаешь, что мы хотя бы отдалённо боимся Предвестника, то сильно заблуждаешься, — посоветовала я, откидываясь назад. — Ты нам поможешь.
— Я не могу, — сказал он, опустив руки на колени. — С таким же успехом вы можете убить меня, потому что я не могу вам помочь.
Я вздохнула, поднимаясь с кофейного столика.
— Думаю, это будет трудный путь.
Зейн не занял моё место. Вместо этого он схватил стул от обеденного стола, а затем пнул кофейный столик назад, короткие ножки процарапали глубокие борозды в деревянном полу.
— Было жарко, — сказал Кайман.
Действительно.
Зейн поставил стул перед сенатором и сел.
— Где Предвестник?
Фишер покачал головой, когда я встала на место Зейна.
— Где остановился Предвестник?
Зейн наклонился вперёд, его глаза оказались на одном уровне с глазами сенатора.
Тишина.
Зейн взял сенатора за руку. Человек пытался бороться с ним, но это было похоже на то, как кролик борется с волком.
— Вы знаете, сколько костей у вас в руке? Двадцать семь. В запястье? Восемь. По три в каждом пальце. Две в большом пальце. В каждой руке по три нерва, и, как вы наверняка знаете, человеческая рука невероятно чувствительна. Теперь я могу сломать каждую из этих костей по отдельности, — продолжил он мягким голосом, поворачивая руку мужчины. — Или я могу сделать всё сразу. Мне кажется, я знаю, что нужно сделать, и мне жаль, что вы, кажется, не знаете ничего лучше.
Раздался треск, заставивший меня внутренне съёжиться, когда сенатор закричал, его тело сжалось внутри.
— Жаль, что у меня нет попкорна, — заметил Кайман.
Зейн наклонил голову.
— Это был всего лишь один палец. Три кости. Впереди ещё много всего. Где Предвестник?
Боже милостивый, Зейн был похож на Чака Норриса от Стражей.
Тяжело дыша, Фишер застонал, зажмурив глаза.
— Господи.
— Я действительно не думаю, что от него будет какая-то польза, — сухо сказала я.
Ещё один треск заставил мою голову дёрнуться к Зейну.
— Это был твой большой палец, — сказал он. — Значит, ещё две.
— Я не знаю, где остановился Предвестник. Боже, — выдохнул он. — Ты действительно думаешь, что он мне расскажет? Он? Он не дурак.
— Тогда как же вы с ним связываетесь? — спросила я.
— Я не связываюсь.
Мужчина задрожал, слегка покачиваясь, когда Зейн медленно, методично перевернул его руку. Он взял в руку средний палец.
— Клянусь. Я не связываюсь с ним. До этого он приходил ко мне только один раз.
— Неужели? Ты видел Предвестника только один раз? — Зейн покачал головой. — Не думаю, что я был достаточно серьёзен….
— Это Баэль, — простонала Фишер. — Обычно я разговариваю с Баэлем.
— Хм… — я скрестила руки на груди. — Ты был прав.
— Я же говорил, — пробормотал Зейн, почти дружелюбно улыбаясь сенатору.
— А чем занимается старый добрый Баэль?
Кайман пошевелился, перекинув ноги через подлокотник одного из кресел.
— Сто лет не видел этого панка. Неужели он носит плащ-невидимку в стиле Гарри Поттера? Распространяет свою паутину лжи? Я думаю, что так оно и есть, учитывая, что он король обмана. Ты работаешь на одного из старейших демонов, известных на этой земле, рождённого из преисподней. Интересная у вас компания. Можно подумать, что это заставит вас остановиться и задуматься, на правильной ли вы стороне того, что они планируют.
— Ты демон, — выдохнул сенатор. — Ты собираешься проповедовать мне о том, чтобы быть на правильной стороне?
Кайман одарил его полуулыбкой.
— Иногда правильная сторона истории состоит из тех, кого ты меньше всего ожидаешь там увидеть.
— Где Баэль? — спросила я.
— Подальше отсюда, — ответил сенатор. — Он далеко, спрятался. Я могу дать вам номер, по которому звонил в прошлом, но это вам не поможет. Не сейчас.
Как и говорил Сулиен. Расстроенная, я шагнула вперёд.
— Почему он держится в стороне?
— Я не знаю.
— Фишер, — вздохнул Зейн. — Похоже, вы знаете очень мало. Это разочаровывает.
— Подожди… — крик прервал его слова, когда Зейн сломал ещё один палец.
И тут сенатор Джош Фишер раскололся.
Всего восемь костей. Крошечные. Болезненные, но крошечные по сравнению с такими же хрупкими большими костями.
— Я люблю свою жену, — простонал он, сморщив лицо и свернувшись калачиком на боку, вытянувшись так далеко, как только мог, пока Зейн всё ещё держал его за руку. — Я люблю свою жену. Это всё. Я люблю её. Я не могу сделать это без неё. Она — всё, что я когда-либо хотел, — из мужчины вырвались душераздирающие рыдания. — Я любил её с того самого дня, как она вошла в мой эконом-класс в Ноксвилле. Она — моё всё, и я сделаю всё, чтобы увидеть её снова. Обнять её. Вернуть её. Это всё, чего я когда-либо хотел.