— Он пытался съесть щенка, — мой голос дрожал, я слабо дышала. — Милого щенка.
— Но не съел.
— Только потому, что мы его остановили, — я снова ударила демона. — И от этого нисколечко не лучше.
— Я и не говорил этого, — голос раздался ближе, и тепло в моей груди потянулось наружу, отбрасывая тёмные, маслянистые чувства, которые распространились, как ядовитые сорняки. — Но пора с этим покончить.
Я знала это.
Мой кулак снова врезался в челюсть Одержимого, и ещё несколько зубов покатились по земле.
— Тринити.
Я снова подняла кулак, смутно сознавая, что в полумраке переулка очертания головы Одержимого выглядят неправильно, как будто половина его черепа была изрезана. Демон не сопротивлялся. Руки его безвольно висели по бокам, рот отвис…
Запах зимней мяты затмил зловоние переулка за мгновение до того, как тёплая, сильная рука обняла меня за талию. Зейн стащил меня с распростёртого демона. Судя по количеству тепла, которое он излучал, я знала, что он всё ещё был в форме Стража.
Мои руки рефлекторно разжались, я наклонилась и схватила его за руку. Я намеревалась заставить его отпустить меня, но контакт кожа к коже был резким, как статический заряд, проходящий между нами, закоротив мои чувства. Ощущение чего-то знакомого, множества движущихся кусочков, наконец, встающих на свои места, когда тепло в груди бьётся в унисон с сердцем, взяло верх. Моя хватка на его руке ослабла, пальцы, казалось, уступили. Они спустились по его гранитной коже до кончиков когтей.
Я сосредоточилась на этом, на его ощущении, делая короткие, неглубокие вдохи. Мне нужно было взять себя в руки. Пришлось собрать эти папки и отодвинуть их подальше. Я так и сделала, представив, как бегу по переулку, хватая папки с воспоминаниями и эмоциями. Я прижала их к груди, а потом запихнула обратно в шкафчик в глубине души.
— Трин? — в его голосе послышалось беспокойство.
— Я в порядке. — Я изо всех сил пыталась отдышаться. — Я в порядке. Со мной всё в порядке.
— Ты уверена в этом?
— Да.
Я кивнула для пущей убедительности.
— Если я отпущу тебя, ты дашь мне обещание? — Зейн отвернул нас от Одержимого, его большие крылья взметнули воздух вокруг нас. — Ты не побежишь назад и не начнёшь бить демона, как будто это твоя личная боксерская груша?
— Обещаю.
Я вывернулась из его объятий и тут же почувствовала жжение, которое пронзило мою грудь, прямо рядом с сердцем. Этот ожог опустился ниже… и закипел ниже моего пупка. Я замерла, пока мои чувства пытались разобраться в том, что я чувствовала. Это было похоже на острое, как бритва, разочарование с привкусом тёмного шоколада. Смесь отчаяния и снисходительности.
Желание.
Запретное желание, если быть точной.
И я была почти уверена, что эти сильные ощущения исходили не только от меня.
Удивление пронзило меня, когда я сделала пьянящий вдох. Раньше я не улавливала этого через связь. Мои пальцы впились в твёрдую кожу Зейна, а глаза закрылись. Несмотря на то, что мы притворялись, что той ночи, когда мы целовались, никогда не было, воспоминания поглощали мои мысли с рекордной скоростью.
Ящик «Зейн» настойчиво задребезжал, с треском открывая крышку, которую я поставила раньше, и моё сердце забилось на полную катушку.
Остановить его было невозможно.
Я позволила себе почувствовать.
ГЛАВА 8
От беспорядочной бури эмоций билось сердце и путались мысли. Предчувствие и желание разгорались, расцветая во мне как цветок под солнцем, и ощущение того, что так должно быть, побороло слёзы.
Что бы сделал Зейн, если бы я обернулась в его объятиях, и обхватила руками его шею? Сопротивлялся бы он? Или встретил бы меня не полдороге? Опустил бы губы на мои и поцеловал меня, неважно, что это было запрещено? Прямо здесь и сейчас, когда умирающий Одержимый лежит в нескольких футах от нас, и мы стоим на вонючей аллее, окружённые горами мусора.
Мегаромантично.
Но по позвоночнику всё равно шли мурашки, и моё дыхание перехватывало. Мне было жарко. Так жарко, и внезапно мир вокруг нас перестал иметь значение. Кроме жара и стука моего сердца уже ничего не имело значения.
Рука Зейна напряглась вокруг моей талии, притягивая меня невозможно близко, и между нами уже не осталось места. Я почувствовала, как он двигается позади меня, кончики его волос щекотали мне шею, и потом невозможное, лёгкое как перышко, прикосновение его губ прямо под моим ухом. От желания все мышцы в моём теле напряглись почти до боли.
Это был будильник, который мне был нужен по миллиону причин. Если это всепоглощающее, нереализованное желание исходило от него, это был просто побочный продукт взаимного притяжения. Очевидно, оно существовало между нами, но оно не было, не могло быть, более чем поверхностным.