Шаса быстро и лаконично объяснил структуру, финансирование и управление новой компании, и не раз все закаленные управленцы отрывались от своих блокнотов и откровенно изумлялись некоторым необычным и ловким ходам, которые он добавлял к общей схеме.
– Я что-нибудь упустил из виду? – спросил наконец Шаса и, когда все покачали головами, усмехнулся.
Дэвиду это напомнило фильм, на который они с Мэтти водили детей в прошлую субботу, «Морской ястреб», хотя повязка на глазу придавала Шасе еще большее сходство с пиратом, чем было у Эррола Флинна, игравшего главную роль.
– Основательница нашей компании, мадам Сантэн де Тири-Кортни-Малкомс, никогда не одобряла употребление спиртного в совете директоров. Однако…
Все так же ухмыляясь, Шаса кивнул Дэвиду, который подошел к главной двери зала заседаний и открыл ее, и секретарь вкатил внутрь столик на колесах, уставленный позвякивавшими бокалами и зелеными бутылками «Дом Периньон» в серебряных ведерках со льдом.
– Старые обычаи уступают место новым, – объявил Шаса и с осторожным хлопком откупорил первую бутылку.
Шаса сбросил обороты моторов «роллс-ройс», и «москит» нырнул вниз сквозь полосы редких перистых облаков, а навстречу ему устремились бесконечные золотые равнины возвышенности. На западе Шаса уже различал толпящиеся здания шахтерского города Велком, центра золотых приисков Оранжевого Свободного государства. Основанный всего несколько лет назад, когда Англо-Американская корпорация начала открывать эти месторождения, он уже стал образцовым городом с населением более ста тысяч человек.
Шаса расстегнул кислородную маску, позволив ей висеть на груди, когда наклонился вперед и всмотрелся сквозь ветровое стекло перед голубым носом «москита».
Он заметил крошечную стальную башню буровой установки, почти затерявшуюся в необъятности пыльной равнины, и, используя ее как ориентир, проследил за паутиной изгородей, что окружали фермерские земли у Серебряной реки – одиннадцать тысяч акров, по большей части голые, необработанные. Просто изумляло, что геологи крупных добывающих компаний просмотрели этот маленький карман, но ведь никто не мог предположить, что рудная жила даст подобное ответвление, – точнее сказать, никто, кроме доктора Твентимен-Джонса и Шасы Кортни.
Однако жила пряталась тут под землей, на глубине, что равнялась высоте, на которой летел сейчас «москит». Казалось невозможным, чтобы кто-то из людей сумел зарыться так глубоко, но Шаса уже видел в воображении надшахтные копры у Серебряной реки, возвышающиеся на две сотни футов над унылой равниной, и шахты, уходящие на милю и более в недра земли, к подземной реке драгоценного металла.
– А янки не сумеют вечно держаться за свое – им придется отпустить цены на золото, – сказал себе Шаса.
Он положил самолет на крыло, и на приборном щитке мягко повернулась стрелка гирокомпаса. Шаса выровнял машину, и теперь она пошла точно на 125 градусов.
– Пятнадцать минут при таком ветре, – проворчал Шаса, поглядывая на крупномасштабную карту, лежавшую у него на коленях, и прекрасное расположение духа не покидало его остаток полета, пока он наконец не увидел прямо впереди темную прямую линию дыма, что поднималась в воздух. Внизу зажгли дымовой маяк, чтобы указать ему нужное место.
Перед одиноким ангаром из оцинкованного железа в конце посадочной полосы стояла «Дакота». На большом самолете красовались знаки Воздушных сил. Сама полоса представляла собой укатанную желтую глину, гладкую и твердую, и «москит» сел на нее почти без толчка. Шасе понадобились бесконечные тренировки, чтобы научиться вот так оценивать дистанцию после того, как он потерял глаз.
Шаса отодвинул назад фонарь кабины и медленно подрулил к ангару. Там он уже видел зеленый «форд» рядом с мачтой ветроуказателя и одинокую фигуру в шортах и рубашке цвета хаки; человек стоял рядом с дымником, уперев руки в бока, и наблюдал, как Шаса останавливается и глушит моторы. Потом, когда Шаса спрыгнул на землю, он шагнул вперед и протянул правую руку, но выражение его лица, серьезное и сдержанное, никак не вязалось с приветственным жестом.