– Спасибо, что умер ради меня.
Шаса прошептал древнюю молитву бушменов, которой Сантэн научила его давным-давно, и все же к его грусти примешивалось удовольствие, и в глубине души его атавистическая жажда охоты была на мгновение удовлетворена.
В вечерней прохладе мужчины собрались вокруг ям с тлеющими углями перед усадьбой. Запекание мяса – браавлейс — было ритуалом, который следовал за охотой; мясом занимались мужчины, а женщинам поручалось готовить салаты и пудинги у длинных столов на веранде. Дичь предстояло замариновать, залить свиным жиром или превратить в пряные колбаски, а печень, почки и рубец обрабатывали по тщательно сберегаемому рецепту, прежде чем уложить на угли в жаркую яму, в то время как превратившиеся на время в поваров мужчины удерживали жар на нужном уровне, поливая угли крепким персиковым бренди мампоэр.
Наспех собранный оркестр из цветных рабочих фермы наигрывал традиционные местные мелодии на банджо и концертино, и кое-кто из гостей танцевал на широкой передней террасе. Несколько молодых женщин выглядели очень интересными, и Шаса задумчиво поглядывал на них. Они были загорелыми, сияли здоровьем и неискушенной чувственностью, что выглядело и вовсе привлекательным при мысли об их строгом кальвинистском воспитании. Их неприкосновенность и, скорее всего, девственность делали их еще более соблазнительными для Шасы, который наслаждался подобными преследованиями так же, как охотой.
Однако на кону стояло слишком многое, чтобы рискнуть хотя бы в малейшей степени и, возможно, тем самым нанести хозяевам оскорбление. Шаса избегал застенчивых, но расчетливых взглядов, которые некоторые из девушек бросали в его сторону, и точно так же старательно избегал безумно крепкого персикового бренди, наполнив свой стакан имбирным пивом. Он знал, что ему понадобится вся сила его ума, прежде чем закончится эта ночь.
Когда их аппетит, обостренный охотой в вельде, притупился благодаря блюдам с исходящей паром жареной олениной, а остатки были унесены радостными слугами, Шаса оказался сидящим в конце длинного стола, самом дальнем от оркестра. Манфред де ла Рей сидел напротив, а еще два министра с довольным видом развалились в глубоких шезлонгах по обе стороны от него. Несмотря на их расслабленный вид, они осторожно наблюдали за Шасой краем глаза.
«Сейчас они перейдут к главному», – решил Шаса, и почти в то же мгновение Манфред пошевелился.
– Я говорил минхееру[5] Кортни, что во многих отношениях мы очень близки, – тихо начал он, и его коллеги глубокомысленно кивнули. – Мы все хотим защитить нашу страну и сохранить все прекрасное и ценное, что в ней есть. Господь избрал нас стражами, и наш долг – защищать ее народы и следить, чтобы индивидуальность каждой группы и каждой отдельной культуры оставалась нетронутой и не смешивалась с другими.
Такова была линия его партии, ее представление о божественном выборе, и Шаса уже слышал все это сотни раз; но, хотя он просто кивал и издавал неопределенные звуки, он начал ощущать беспокойство.
– Многое еще предстоит сделать, – сказал ему Манфред. – После следующих выборов нас ждет большая работа, мы каменщики, строящие величественное социальное здание, которое простоит тысячу лет. Образцовое общество, в котором каждая группа получит свое место и не будет вторгаться в чужое пространство, широкая и устойчивая пирамида, образующая уникальный социум.
Все немного помолчали, созерцая прекрасное видение, и хотя Шаса сохранял нейтральное выражение лица, он все же внутренне улыбнулся удачной метафоре пирамиды. Можно было не сомневаться, какая именно группа, по мнению присутствующих, была назначена Богом для того, чтобы занять вершину.
– Но ведь остаются и враги? – подал нужную реплику министр сельского хозяйства.
– Да, враги есть, внутри и снаружи. Они станут более крикливыми и опасными по мере продвижения нашего дела. Чем ближе мы подходим к успеху, тем настойчивее они станут мешать нам достигнуть цели.
– Они уже поднимают головы.
– Да, – согласился Манфред. – И даже наши старые, традиционные друзья предостерегают нас и угрожают нам. Даже Америка, которой следовало бы соображать получше, учитывая ее собственные расовые проблемы и то, что там возникает противоестественное волнение негров, привезенных из Африки в качестве рабов. Даже Британия, при ее-то проблемах в Кении с этим восстанием мау-мау и расколом индийской империи, намерена диктовать нам свои условия и помешать идти курсом, который мы считаем верным.