– Но… но… – Тара заметила, что заикается. – Ты ведь ее почти не знаешь. Ты с ней и десятком слов не обменялся за весь вечер!
– Какое отношение это имеет к делу? – с искренним недоумением произнес Мозес.
Он отодвинулся немного и включил прикроватную лампу, ослепив Тару.
– Посмотри на меня! – приказал он, взяв ее за подбородок и поворачивая ее лицо к свету; всмотревшись, он отдернул руку, словно прикоснулся к чему-то омерзительному. – Я неверно тебя оценил, – тоном порицания произнес он. – Я думал, ты особенная. Настоящая революционерка, преданный друг черного народа этой страны, готовая пожертвовать чем угодно. А вместо этого я вижу слабую ревнивую женщину, одержимую буржуазными предрассудками.
Матрас перекосился под Тарой, когда Мозес встал, возвышаясь над кроватью.
– Я напрасно тратил время, – сказал он, собрал свою одежду и, все еще нагой, повернулся к двери.
Тара бросилась через комнату и прижалась к нему, преграждая путь к двери.
– Прости. Я не это имела в виду… Прости. Пожалуйста, прости меня, – умоляла она, а он стоял холодно, отстраненно, молча.
Тара заплакала, от слез ее голос зазвучал глуше, и она уже просто невнятно бормотала что-то.
Наконец она медленно сползла вниз и оказалась на коленях, обнимая его ноги.
– Прошу, – рыдала она. – Я сделаю все что угодно. Только не бросай меня. Я сделаю все, что ты мне велишь… только не прогоняй меня вот так…
– Встань, – велел он наконец и, когда она встала перед ним, словно кающаяся грешница, негромко сказал: – У тебя есть еще один шанс. Только один. Ты понимаешь?
Тара энергично закивала, все еще задыхаясь от слез, не в силах ответить. Она робко потянулась к нему и, когда он не отстранился, взяла его за руку и повела обратно к кровати.
Снова оседлав ее, он понял, что она наконец готова, полностью созрела. Она действительно сделает все, что он прикажет.
На рассвете Тара проснулась и увидела, что Мозес склонился над ней, пристально глядя ей в лицо, и мгновенно в ней ожили ночные страхи, чудовищный страх перед его презрением и отказом. Ее охватили слабость и дрожь, к глазам подступили слезы, но он безмятежно обнял ее и занялся с ней любовью с нежной заботливостью, так что Тара успокоилась и ожила. А потом Мозес тихо заговорил.
– Я намерен довериться тебе, – сказал он, и ее благодарность была так велика, что у нее перехватило дыхание. – Я хочу считать тебя одной из нас, одной из самого близкого круга.
Тара кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и просто смотрела в его свирепые черные глаза.
– Ты знаешь, как именно мы вели борьбу до сих пор, – сказал Мозес. – Мы играем по правилам белого человека, но он установил такие правила, так сформулировал их, что нам никогда не выиграть. Петиции и делегации, комиссии по расследованию и представительства… но в итоге против нас всегда принимаются новые законы, управляющие каждой мелочью в нашей жизни, указывающие, как нам работать, где жить, куда нам позволено ездить, а также где и как есть, спать или любить… – Он издал презрительное восклицание. – Но близится время, когда мы перепишем свод правил. Сначала начнется кампания неповиновения, когда мы станем намеренно нарушать всю ту массу законов, что связывают нас, а потом… – На его лице отразилась ярость. – А потом борьба продолжится и превратится в великую битву.
Тара молча лежала рядом с ним, изучая его лицо.
– Я верю, что придет время, когда человек, столкнувшийся с великим злом, должен будет взять копье и превратиться в воина. Он должен восстать и сразить это зло наповал.
Мозес наблюдал за Тарой, ожидая ответа.
– Да, – кивнула она. – Ты прав.
– Это все слова, идеи, Тара, – сказал он. – А как насчет действий? Ты готова к действию?
Она кивнула:
– Готова.
– Кровь, Тара, а не слова. Убивать, калечить и сжигать. Разрушать и крушить. Ты можешь выдержать это, Тара?
Она была потрясена, наконец-то представив себе реальность, а не просто головокружительные рассуждения. Она вообразила языки пламени, с ревом вырывающиеся из-под высокой крыши Вельтевредена, и кровь, брызжущую на стены и влажно блестящую на солнце, в то время как во дворе лежали изуродованные тела детей, ее собственных детей, и она уже готова была отказаться от такой картины, когда Мозес снова заговорил:
– Разрушая зло, Тара, мы сможем выстроить доброе и справедливое общество.