Даже тогда, когда Шаса был уверен, что полностью поглощен Китти Годольфин, его инстинкты бодрствовали. Он почти бессознательно отмечал крохотные белые пятнышки на зелени Бенгельского течения. Китти Годольфин всего час назад исчезла из его жизни, а он уже ворвался в офис «Компании Кортни по разработкам месторождений и финансированию» на главной улице Виндхука и стал требовать предоставить ему цифры и документы, звонить по телефону, вызывая юристов и бухгалтеров, связываться с людьми из правительства, отправляя служащих на поиски в архивах бюро регистраций и местных газет, накапливая данные о торговле, факты, цифры, а потом радостно погружаясь во все это, как курильщик опиума проваливается в грезы.
Еще через пять дней он уже был готов свести все воедино и окончательно взвесить. Он постоянно держал рядом Дэвида Абрахамса, потому что Дэвид был прекрасным «отражателем», и в подобных ситуациях Шасе нравилось бросать ему идеи и ловить ответы.
– Итак, вот как это выглядит, – начал подводить итоги Шаса.
В зале совета директоров собрались пять человек, они сидели под великолепными фресками Якобуса Хендрика Пирнифа, приобретенными Сантэн, когда талант художника достиг расцвета, – Шаса и Дэвид, местный управляющий и секретарь компании, а также немецкий юрист из Виндхука, которому Шаса платил постоянный гонорар.
– Похоже на то, что мы спим на ходу. В последние три года некая индустрия расцвела прямо у нас под носом, прибыль которой только за последний год возросла на двадцать миллионов фунтов, что в четыре раза выше доходов от рудника Ха’ани, и мы это допустили.
Он сверкнул глазом циклопа на местного управляющего, ожидая объяснений.
– Мы знали о возрождении рыбного дела в заливе Уолфиш, – попытался найти оправдания неудачливый джентльмен. – Сообщение о лицензиях на вылов сардины было опубликовано в правительственном бюллетене, но я не думал, что рыбная ловля может сочетаться с другими видами нашей деятельности.
– При всем уважении, Фрэнк, такого рода решения я предпочитаю принимать сам. А твоя работа – сообщать мне всю информацию любого характера.
Это было сказано негромко, но трое местных служащих не поддались иллюзии относительно суровости выговора и склонились над своими блокнотами. Десять секунд царило молчание, пока Шаса заставлял их терзаться.
– Ладно, Фрэнк, – приказал наконец Шаса, – доложи, что ты должен был сказать еще четыре или пять лет назад.
– Хорошо, мистер Кортни, рыболовная индустрия в заливе Уолфиш началась в начале тридцатых годов, и, хотя поначалу она была успешной, Великая депрессия ее погубила, поскольку с примитивными способами ловли с траулеров она не смогла выжить. Фабрики закрылись и стояли заброшенные.
Пока Фрэнк говорил, мысли Шасы вернулись к его детству. Он помнил свою первую поездку к заливу Уолфиш и даже моргнул, осознав, что это было уже двадцать лет назад. Они с Сантэн поехали в ее желтом, как нарцисс, «Даймлере», чтобы востребовать ссуду, которую она дала рыболовной компании де ла Рея, и закрыть его фабрику. Это были отчаянные годы Великой депрессии, когда компания Кортни сама едва выжила, и то лишь благодаря мужеству и решительности его матери – и ее безжалостности.
Он помнил, как Лотар де ла Рей, отец Манфреда, умолял мать Шасы отсрочить выплату ссуды. И как траулеры де ла Рея стояли у причала, нагруженные до планшира серебристыми сардинами, и как судебный исполнитель по приказу Сантэн опечатал двери фабрики.
В тот день он впервые встретился с Манфредом де ла Реем. Манфред был босоногим парнем с коротко остриженной головой, крупнее и сильнее Шасы, дочерна загоревшим на солнце, одетым в синий рыбацкий свитер и шорты цвета хаки, облепленные сохнущей рыбьей чешуей, а Шаса носил сшитые на заказ серые просторные брюки, белую рубашку с открытым воротом и джемпер колледжа, на ногах начищенные черные ботинки.
Мальчики из разных миров, они столкнулись на главном причале, и между ними мгновенно вспыхнула враждебность, они взъерошились, как псы, и через несколько минут насмешки и оскорбления переросли в драку, они яростно набросились друг на друга, молотя кулаками и катаясь по причалу, а цветные рыбаки весело подзадоривали их. Светлые бешеные глаза Манфреда де ла Рея впивались в глаза Шасы, когда они оба рухнули с причала прямо в скользкую вонючую гору сардин, и Шаса снова испытал то же ужасающее унижение, когда Манфред сунул его голову в трясину холодной мертвой рыбы, и он начал тонуть в их болоте.