В тот вечер дети, как обычно, подошли по очереди к Шасе, чтобы пожелать спокойной ночи, когда он завязывал черный галстук-бабочку. Изабелла была первой.
– Я и на минутку не засну, пока ты не вернешься домой, папочка! – предупредила она его. – Я буду просто лежать в темноте, и все!
Следующим был Шон.
– Ты лучший папа в мире! – сообщил он, когда они с Шасой пожимали друг другу руки. Поцелуи были для неженок и малышей.
– Дашь мне письменное заверение в этом? – торжественно спросил Шаса.
А вот отвечать Майклу всегда было труднее всего.
– Па, а зверям и птицам очень больно, когда ты в них стреляешь?
– Нет, если ты научишься стрелять как следует, – заверил его Шаса. – Но, Майки, у тебя слишком богатое воображение. Ты не сможешь всю жизнь постоянно тревожиться за животных и других людей.
– Почему нет, папа? – тихо спросил Майкл, и Шаса посмотрел на наручные часы, чтобы скрыть раздражение.
– Мы должны к восьми часам быть в Кельвин-Гроув. Ты не против, если мы поговорим об этом как-нибудь потом, Майки?
Гаррик подошел последним. Он робко стоял в дверях гардеробной Шасы, но его голос прозвучал решительно, когда он заявил:
– Я научусь быть хорошим стрелком, как Шон. Ты еще будешь гордиться мной, папа. Обещаю.
Уйдя из крыла родителей, Гаррик отправился в детскую. Няня остановила ее у двери комнаты Изабеллы:
– Она уже спит, мастер Гарри.
В комнате Майкла они обсудили обещанное сафари, но внимание Майкла то и дело возвращалось к книге, которую он держал в руках, и Гарри оставил его в покое.
Он осторожно заглянул к Шону, готовый удрать в любую секунду, если старший брат проявит хоть какие-то признаки игривости. Одно из любимых выражений братской привязанности Шона называлось «каштан» и состояло в том, что Шон болезненно тыкал в выступающие ребра Гарри. Однако этим вечером Шон развалился на кровати, упираясь пятками в стену, а затылком почти касаясь пола, и держал перед лицом комикс – историю Супермена.
– Спокойной ночи, Шон, – сказал Гарри.
– Вот это история! – откликнулся Шон, не опуская комикса.
Гаррик благодарно удалился в свою спальню и запер дверь. Потом он встал перед зеркалом и стал изучать в отражении свои новые очки.
– Я ненавижу их! – с горечью прошептал он, а когда он снял очки, они оставили красные вмятины на его переносице.
Опустившись на колени, Гаррик выдвинул плинтус под встроенным гардеробом и сунул руку в потайную нишу за ним. Никто, даже Шон, не обнаружил этого тайника.
Гарри осторожно достал драгоценный сверток. Он восемь недель копил карманные деньги, но это стоило каждого пенни. Посылка пришла в простой бумажной упаковке с личным письмом от самого мистера Чарльза Атласа. «Дорогой Гаррик», – начиналось письмо, и Гаррика переполнял восторг, что такой великий человек снизошел до него.
Он положил руководство на кровать и разделся до пижамных штанов, просматривая уроки.
– Динамическое напряжение, – прошептал он вслух, а потом встал перед зеркалом в нужную позу. Начав серию упражнений, Гаррик негромко напевал в такт: – Больше и больше во всех отношениях, я становлюсь лучше с каждым днем.
Закончив, он весь обливался потом, но напряг руку и внимательно к ней присмотрелся.
– Точно, они больше. – Гарри постарался отогнать сомнения, тыча пальцем в маленькие мускулы бицепсов. – Они действительно стали больше!
Он спрятал курс упражнений в свой тайник и вернул на место выдвижной плинтус. Потом достал из гардероба дождевик и расстелил его на досках пола.
Гаррик с восхищением читал о том, как Фредерик Селус, знаменитый африканский охотник, в детстве закалялся, зимой ложась спать на полу без одеяла. Гаррик выключил свет и улегся на плащ. Да, ночь предстояла длинная и неудобная, он уже знал это по опыту, доски пола были твердыми, как железо, но дождевик помогал скрыть от Шона ночные мочеиспускания, когда тот являлся с утренней проверкой, и Гаррик был уверен, что и астма у него слегка ослабела с тех пор, как он перестал спать на мягком матрасе под одеялом из гагачьего пуха.
– Мне становится лучше с каждым днем, – прошептал он, закрывая глаза и приказывая себе не обращать внимания на холод и твердость пола. – И однажды папа станет гордиться мной – точно так же, как он гордится Шоном.
– Думаю, твоя речь этим вечером была очень хороша, даже для тебя, – сказала Тара, и Шаса удивленно посмотрел на нее. Он уже давно не слышал от нее комплиментов.
– Спасибо, дорогая.
– Я иногда забываю, насколько ты одаренный человек, – продолжила она. – Просто у тебя все выглядит таким легким и естественным.