Я замерла. Плавники серебряных рыбок трепетали возле клетки.
Пение раздавалось над нами, левее. В коротких паузах между частями песни было слышно слабые звуки справа. Смех? Стон? Я не была уверена, но Одо указал мне направление. Я посмотрела, и мое сердце замерло. Мои глаза были на уровне с трещиной в камне, и через нее я видела другую комнату. В ней были подданные и Прессина. Она была вдвое больше их, ее змеиные волосы шевелились, она кричала на толпу перед ней.
— Не подведите меня снова! Вы должны найти ее. Найти их обоих.
Я сжалась от ненависти в ее голосе. Но она сказала «обоих». Нат был еще свободен?
— Найдите их НЕМЕДЛЕННО!
Толпа не успела послушаться, издалека раздался звук, схожий на гонг. Раздались крики тревоги. Прессина кричал приказы, вывела всех из комнаты в сторону шума.
— Сейчас! — Одо схватил мою клетку и поднялся в пещеру, где на камне стояла и пела моя мама. Одо направился к ней головой вперед, крепко обвив мою клетку. Угри и рыбы мчались рядом с нами, сияя зеленым в бледном свете.
Я приготовилась к удару.
Мы не успели коснуться камня. Угри и рыбки закружились яркими молниями. Через миг Одо содрогнулся вокруг меня. Но, похоже, угри и рыбки забрали на себя основной удар, потому что мы двигались дальше.
Мы резко вздрогнули, а потом рухнули на камень, где стояла моя мама. Щупальца Одо обмякли, клетка упала и разбилась. Мои ладони задели камень, из царапин выступила кровь. Но это были пустяки, по сравнению со страданиями Одо. Длинные щупальца лежали вокруг меня, обгоревшие и неподвижные.
Одо сказал, что знает путь, но выглядел печальным. Поэтому?
Я позвала его, большой глаз приоткрылся.
— Иди, — прошептал Одо. — Иди к своей маме.
Глаз закатился и закрылся, свет угас.
Одо ушел.
Я посмотрела на маму, ее лицо казалось нечеловеческим, она призывала песней разрушение. На миг я почти возненавидела ее. Сколько еще смертей на ее счету, включая Одо?
Но чары защиты были не ее идеей, как и не она выбрала петь. Она была пешкой Прессины. Такой стану я, если Прессина схватит меня.
Моя мама так устала. Я видела впадины под ее глазами, хоть я была у подножия камня. Она словно старела, пока я смотрела, ее кожа тускнела, натягивалась, словно сжималась. Под ней было видно ее кости.
Она увядала.
Могла ли она узнать меня? Могла ли я вернуть ее в себя?
Я полезла по камню.
— Мама! — Одо сказал, что голоса хватит, как только я буду внутри защиты. — Мама, это Люси.
Ничего. Я коснулась ее ног, потом руки. Ее пальцы оставались неподвижными и холодными, как камень. Я словно трогала статую.
Одо говорил о крови. Так она могла узнать меня.
Я провела ладонями по камню, открывая царапины. Алые капли проступили на коже. Я коснулась ладони, прижала окровавленную ладонь к ее лицу, к губам.
Она не узнавала меня. Ничто не останавливало песню. Даже когда моя рука была на ее губах, пение лилось из него. Она не двигалась, не реагировала.
— Мама? — попыталась я снова. — Вивиан?
Я стояла перед ней, на одном уровне, чего не было, когда я была ребенком. Но она не видела меня.
Краем глаза я заметила дрожь нескольких серебряных рыбок. Знак? Приближалась Прессина? Сколько у меня времени?
Жаль, что я не могла колдовать здесь! Но нет, Одо говорил, что магия здесь не поможет. Что-то человеческое. Но что?
Не голос, не прикосновение, не кровь. Я не могла придумать ничего другого.
Я сжала руку мамы.
— Мама, послушай. Ты должна вернуться.
Но она не слушала, не могла. А Прессина приближалась. Меня вот-вот поймают, и тогда Одо умер зря…
Окровавленной ладонью я протерла слезящиеся глаза. Чем помогут слезы? Мне нужно было как-то разрушить чары, чем-то человеческим, тем, что может пробить стены, что Прессина выстроила вокруг моей мамы. Но я не могла ничего придумать. Разум опустел. И…
Слезы.
Я коснулась ладонью своих мокрых ресниц и обхватила ее ладонь.
— Мама, ты слышишь меня? Это Люси.
Невероятно, но ее пальцы дрогнули, а потом обхватили мои. Пение оборвалось.
— Люси?
Я подняла голову и увидела встревоженные глаза мамы.
— Это правда ты? — хриплый голос говорил с мягкой интонацией, которую я помнила. — Это не уловка?
Когда я заговорила, мой голос тоже был хриплым.
— Это я, мама, обещаю. В этот раз по-настоящему.
Она обняла меня, и мы смеялись и плакали. Десять лет разлуки, но я нашла ее. Я дрожала от горя и радости.
Я думала, она спросит про Прессину, но она этого не сделала. Она гладила меня по волосам, прижимала к себе, а заговорила потом о совсем другом.