Я посмотрела на маму, ее лицо казалось нечеловеческим, она призывала песней разрушение. На миг я почти возненавидела ее. Сколько еще смертей на ее счету, включая Одо?
Но чары защиты были не ее идеей, как и не она выбрала петь. Она была пешкой Прессины. Такой стану я, если Прессина схватит меня.
Моя мама так устала. Я видела впадины под ее глазами, хоть я была у подножия камня. Она словно старела, пока я смотрела, ее кожа тускнела, натягивалась, словно сжималась. Под ней было видно ее кости.
Она увядала.
Могла ли она узнать меня? Могла ли я вернуть ее в себя?
Я полезла по камню.
— Мама! — Одо сказал, что голоса хватит, как только я буду внутри защиты. — Мама, это Люси.
Ничего. Я коснулась ее ног, потом руки. Ее пальцы оставались неподвижными и холодными, как камень. Я словно трогала статую.
Одо говорил о крови. Так она могла узнать меня.
Я провела ладонями по камню, открывая царапины. Алые капли проступили на коже. Я коснулась ладони, прижала окровавленную ладонь к ее лицу, к губам.
Она не узнавала меня. Ничто не останавливало песню. Даже когда моя рука была на ее губах, пение лилось из него. Она не двигалась, не реагировала.
— Мама? — попыталась я снова. — Вивиан?
Я стояла перед ней, на одном уровне, чего не было, когда я была ребенком. Но она не видела меня.
Краем глаза я заметила дрожь нескольких серебряных рыбок. Знак? Приближалась Прессина? Сколько у меня времени?
Жаль, что я не могла колдовать здесь! Но нет, Одо говорил, что магия здесь не поможет. Что-то человеческое. Но что?
Не голос, не прикосновение, не кровь. Я не могла придумать ничего другого.
Я сжала руку мамы.
— Мама, послушай. Ты должна вернуться.
Но она не слушала, не могла. А Прессина приближалась. Меня вот-вот поймают, и тогда Одо умер зря…
Окровавленной ладонью я протерла слезящиеся глаза. Чем помогут слезы? Мне нужно было как-то разрушить чары, чем-то человеческим, тем, что может пробить стены, что Прессина выстроила вокруг моей мамы. Но я не могла ничего придумать. Разум опустел. И…
Слезы.
Я коснулась ладонью своих мокрых ресниц и обхватила ее ладонь.
— Мама, ты слышишь меня? Это Люси.
Невероятно, но ее пальцы дрогнули, а потом обхватили мои. Пение оборвалось.
— Люси?
Я подняла голову и увидела встревоженные глаза мамы.
— Это правда ты? — хриплый голос говорил с мягкой интонацией, которую я помнила. — Это не уловка?
Когда я заговорила, мой голос тоже был хриплым.
— Это я, мама, обещаю. В этот раз по-настоящему.
Она обняла меня, и мы смеялись и плакали. Десять лет разлуки, но я нашла ее. Я дрожала от горя и радости.
Я думала, она спросит про Прессину, но она этого не сделала. Она гладила меня по волосам, прижимала к себе, а заговорила потом о совсем другом.
— Ты такая высокая, — удивилась она. — Ты выросла. Я так и думала, но…
Она тряхнула головой и отпрянула. Я напряглась. Она сомневалась, что я — ее дочь?
Но она, казалось, просто хотела меня рассмотреть.
— У тебя волосы отца, — сказала она с радостью. — И голову он так склонял, — она снова обняла меня. — О, если бы он только смог дожить и тебя увидеть! Он бы так тебя любил.
Я осторожно сказала:
— Он… знал обо мне?
— О, да. Он был так рад, когда узнал, что будет отцом. Мы были так рады…
Узел во мне развязался. После всей лжи и сплетен я узнала правду. Папа любил ее до конца. Он любил нас.
Но мама уже продолжала:
— Тенегримы, Скаргрейв… они не навредили тебе? Я так боялась.
О, она так много не знала!
— Их нет. Я уничтожила их.
— Да? О, Люси, это чудесно, — в ее голосе была радость и нотка материнской гордости. Но она продолжила, и я услышала сожаление и боль. — Я должна была сделать это. Потому я оставила тебя на острове, чтобы уберечь, пока я боролась. Но они схватили меня. Ты ведь знаешь?
— Да.
— И Дикая магия спасла меня и принесла сюда. С тех пор я была здесь.
Ее голос дрожал, как и руки. Мое сердце наполнилось тревогой и страхом. В порыве радости я не увидела правды, но теперь она была ясна. Я нашла не сильную маму, которую помнила, которая защитила меня. Когда она коснулась моего лица, ее пальцы были хрупкими и легкими, как сухие листья. Ее руки были тонкими и дрожащими. Она была очень слабой.
Я нашла маму, чтобы потерять?
Нет. Яростная решимость наполнила меня. Я защищу ее, как она защитила меня. Я одолею всех, кто выступит против нас, и верну ее домой.
Я обхватила ее рукой.
— Идем со мной.
Я подняла ее и повела с камня. Она задрожала, увидев неподвижное тело Одо.
— Это…
— Одо. Да.
— Прессина использовала меня, чтобы убить его?
На ее лицо было больно смотреть.
— Нет, — быстро сказала я. Магия принадлежала Прессине.
Моя мама все еще была в ужасе.
— Я кого-нибудь убила? Я не помню, кто она заставила меня петь, но точно ничего хорошего.
Не было времени говорить ей, что сотворило ее пение.
— Ты не хотела вредить, мама, — она покачала головой, я потянула ее вперед. — Прошу, мы можем обсудить это позже. Сейчас нужно идти.
Тихо попрощавшись с Одо, мы миновали его, и я приготовилась к удару. Но защита камня пропала. Потому что мама уже не была связана с Прессиной? Или потому что сил Прессины теперь не хватало на это? В любом случае, это был хороший знак.
Но мы еще не ушли. Серебряные рыбки окружили нас облаком. Их голоса звенели, как колокольчики:
— Остерегайтесь Прессины!
— Она идет!
— Бегите!
Моя мама побелела и споткнулась. Бежать она не могла, как и нападать.
— Нам нужно укрытие, — сказала я рыбкам. — Чтобы я смогла напасть на Прессину.
— За нами! — они умчались прочь.
Я обвила маму рукой и попыталась не отставать от них. Но после пары смелых шагов она замерла и закрыла уши.
— Музыка, — бормотала она, кривясь, как от боли. — Музыка…
Меня защищал камень, у нее ничего не было. И она была очень слаба.
Рыбки окружили нас, быстро шевеля плавниками.
— Скорее! Она идет.
— Иди, — прошептала мама. — Оставь меня. Спасайся.
— Нет, — я не собиралась бросать ее. — Мы идем вместе.
Мы были в паре футов от стены, когда меня окатил запах — волна гнева, гниения и триумфа.
Мама поняла раньше меня, закричала и рухнула на землю. Я схватила ее, а Прессина ворвалась в пещеру, ее голова была окружена голубым пламенем.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ:
ЧУДОВИЩЕ
Прессина не была одна. С ней было меньше последователей, чем раньше, но остались опасные. Они уже не были полупрозрачными, они были с шипастыми щупальцами и острыми клыками.
Крича, Прессина приказала нападать:
— Разделите их!
Они помчались к нам, я встала перед мамой и подняла камень. При виде его отряд разделился. Их смятение стало сильнее, когда морская звезда с шипами и дельфины с зубами акул бросились на них.
— Мы задержим их, — крикнула морская звезда. — Прессина остается тебе.
Они не только задерживали отряд. Странной высокой мелодией они отгоняли последователей Прессины, а потом преследовали. Вскоре друзья и враги пропали из виду.
Я думала, Прессина защитит их. Но она набросилась на нас.
— Я сама разберусь с вами.
Я подняла камень, насколько позволяла цепочка.
— Коснешься нас и умрешь.
— Коснусь? — Прессина рассмеялась. — Зачем мне это?
Она была вне досягаемости и запела низкую мелодию. Ее тело вспыхнуло, полетели голубые молнии.
— Оставайся за мной! — крикнула я маме. Одо говорил, что, пока я с камнем, магия Прессины не убьет меня. Но она могла убить маму, а Прессина в нее и целилась.
Молнии стали такими быстрыми и большими, что мое тело пылало, я не могла перевести дыхание, но стояла между Прессиной и мамой. Я верила, что каждая молния забирала силу Прессины, которую она не могла тратить бесцельно, ведь уже не черпала магию мамы.