— Спасибо, — сказала я звезде. — Спасибо всем вам. Я готова.
Я запела. Вдруг зеленый свет пропал, и мы оказались в холодном соленом море.
Мы поднимались, я думала только о руке Ната в моей, о Дикой магии на моих губах. Мы были под водой, но на мои легкие это не влияло, и я словно могла петь вечно. Но Нат становился все тяжелее. Вскоре стало сложно держать его за руку.
А если мне не хватит сил вытащить его? А если он уже мертв?
Пой. Не отпускай.
Мы двигались вверх, но становилось все тяжелее. Как только я подумала, что хуже уже некуда, рука Ната выскользнула.
Я поймала его пальцы. Я не отпускала. Но это забирало много сил, я уже не могла думать о пении. Я едва издавала звуки, мы едва двигались.
Я почти сдалась, когда Нат сжал мои пальцы.
Он был жив!
С новыми силами я принялась за песню. Мы оказались на мелководье. Свет проникал сквозь воду. Наши головы оказались над волнами.
Я видела небо.
И песок.
Я не могла больше петь, но это было не важно. Волны несли нас. Я дышала воздухом и поддалась потоку.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ:
ПОСЛЕДСТВИЯ
Позже мне сказали, что нас с Натом выбросило на берег Темзы, где нас спасли рыбаки. Я была так слаба, что меня несли, как и Ната.
На следующий день мне уже было лучше. Но не Нату. Он лежал без движения в самодельном лазарете, едва дыша.
Лазарет был во дворце святого Джеймса в Лондоне, куда король перемести двор, когда опасность потопа миновала. Хотя он был не так высоко, как Корнхилл, он был больше и дальше от Темзы, так что пострадал меньше Уайтхолла и Тауэра.
Этой ночью мы с Норри и Пенебриггом были на дежурстве, пока остальные приходили и уходили. Мы жгли свечу за свечой, чтобы не упустить движения, даже малейшего, что дало бы нам надежду.
Чуть раньше я, еще в кровати, изложила подробности боя с Прессиной королю. Я хотела, чтобы он знал, что потопа не будет, что можно все чинить. Теперь, когда остальные ушли, а свечи горели, я рассказала Норри и Пенебриггу больше о том, что видела в Глубинах.
Они рассказывали, как справлялся наш мир, пока меня не было. Судя по отчетам, от волны пострадал только Лондон. Я боялась, что утонет весь город, но эвакуация и моя магия ветра уменьшили ущерб от волны. Погибших считали сотнями, а не тысячами, почти все здания в городе выстояли.
И все же волна навредила многим. Хотя Темза теперь была в своих берегах, дома были погребены в иле. Вещи людей были разрушены или уплыли. Причалы пропали, и припасы теперь доставляли телегами.
Но жители уже начали отстраиваться.
— Они только об этом и говорят, — сказала Норри. — Некоторые скорбят, но остальные хотят жить.
— Всюду люди приводят дома в порядок, — сказал Пенебригг. — Порой ущерб не так плох, как кажется на первый взгляд. Я был вчера в своем доме, нижние этажи в ужасном состоянии, но чердак остался целым — книги, приборы, часы. Я даже нашел там запасные очки, и они так же хороши, как старые, — он коснулся их и зевнул.
— Вы долго не спали, доктор Пенебригг, — сказала Норри. — Вам стоит прилечь.
— Я не могу оставить мальчика, — сказал Пенебригг, но снова зевнул.
— В комнате рядом с этой есть кровать, — сказала Норри. — Займите ее, а мы с Люси поспим позже. Нату потребуется забота, так что нам лучше сидеть рядом посменно.
Пенебригг все-таки согласился. Он ушел, и Норри сказала:
— Он совсем себя не жалеет.
Я кивнула, но не сводила взгляда с Ната. Через пару минут я сказала:
— Он моргнул?
Норри склонилась.
— Возможно.
Я часами держала Ната за руку. Теперь я сжала его ладонь.
— Нат, ты нас слышишь?
Ответа не было.
Я пыталась снова и снова, пока Норри не остановила меня.
— Только силой воли его не вернешь. Вот если бы ты помогла ему магией…
— Нет, — исцелением я не владела. Я отпустила его руку и отвернулась, терзаемая тревогой. — Я ничего не могу для него сделать.
Норри коснулась моей ладони.
— Дитя, не оставляй надежду. Что бы ни случилось, не вини себя.
— Но я подвела его, Норри. Я не вернула нас достаточно быстро. И не защитила от Прессины, — мои ногти впились в ладони. — Я подвела и маму. Если бы я была быстрее…
— Тише, дитя, — Норри обняла меня. — Ты старалась. Это все, что ты могла сделать.
— Но я подвела ее. Подвела их обоих. Если и он умрет…
— Не говори так! — Норри обняла меня крепче. — Он столько продержался, Люси. Это что-то значит. Как и твоя мама, я не вижу тут твоей вины. Ты спасла ее из ужасного плена.
— Но она умерла, — слезы жалили глаза.
— Да, — Норри отодвинулась и убрала волосы с моего лба. Она редко плакала, но в тусклом свете огня я видела, что и она плачет. — Мы все хотим, чтобы было не так. Но послушай, дитя. Твоя мама хотела знать, что уберегла тебя, она увидела тебя еще раз. Ты дала ей это, — она обняла меня снова. — Ты дала ей это.
Огонек против черного отчаяния. Но я должна была держаться за него, за него и за надежду, что Нат выживет.
Прошел еще день, Нат не просыпался. Час за часом я была рядом с ним. К моему удивлению и облегчению, король не вызывал меня, как и остальные.
Я осталась одна и сидела рядом с ним, Норри и Пенебригг переживали, что я сама еще не до конца восстановилась. Настояв, чтобы я отдохнула, они отправили меня в комнаты, что выделили Норри, напротив лазарета.
А потом ко мне пришла Сивилла.
Мягкой шерсти на ней было больше шелка, она крепко обняла меня и посмотрела с сочувствием.
— Мне очень жаль, Люси. Из-за твоей мамы, из-за Ната…
Я скривилась, и она сменила тему.
— Когда ты в последний раз ела?
— Не помню…
— Тогда мы тебя накормим. Тебе нужны силы, — она порылась в шкафчике с едой, а потом усадила меня с холодным мясным пирогом, который Норри приберегла, когда я не стала его есть — Поешь.
— Не могу, — я слишком переживала за Ната.
Сивилла тепло посмотрела на меня.
— Пока есть жизнь, есть надежда, Люси. Я видела, как на этой неделе люди чудом восстанавливались. А тебе нужно поесть. Я не уйду, пока ты не поешь.
Я взяла кусочек, а она рассказала, как приходили в себя жители. Она скромничала насчет своей роли в этом, но я все понимала между строк. Она творила чудеса. С помощью Джоан и отряда добровольцев она получила несколько благородных домов и земель в высоких частях Лондона и нашла убежище для всех, кто его просил.
— Порой комнаты были слишком заполнены, — призналась она, — но это не беда. У всех каждый день есть суп, а порой и хлеб с элем.
— Им повезло, что есть ты, — сказала я, считая, что и мне с ней повезло.
Сивилла покраснела.
— Не знаю, но так приятно быть полезной. Я сказала Генри, что после всего этого не вернусь к старой жизни. Я знаю, какой королевой хочу быть, — она посмотрела на меня с решимостью. — И ничто меня не остановит.
Я улыбнулась впервые после того, как вернулась из Глубин.
— Хорошо.
— А ты? — Сивилла стала нерешительной. — Я говорила Генри, что он должен дать тебе время прийти в себя, Норри и доктор Пенебригг говорили так же. Он отдал приказ не беспокоить тебя.
Потому меня никто не вызывал.
Сивилла продолжала:
— То, через что ты прошла, ослабило тебя, и я уверена, что твоя магия не сразу вернется в полном размере. Но ты нужна городам, Люси. Как только ты сможешь…
Я посмотрела на стол и недоеденный пирог. Моя сила еще не вернулась полностью, но быстро прибывала. Я могла колдовать. Но я не хотела давления, не могла оставить Ната. Но как я могла это сказать. Я была Певчей, и это оставляло мало места для жизни человека, даже с такой подругой как Сивилла.
Молчание затянулось, Сивилла коснулась моей ладони.
— Приходи, когда сможешь. Я прошу только этого, — сказала она с состраданием, и я поняла, что она о многом догадалась. — Боюсь, теперь мне нужно идти. Мне нужно увидеть Генри.
— А мне Ната, — сказала я.