— Бомбардир, посмотри на меня, — нежно окликнула она.
Когда он оглянулся, она все так же стояла у кровати, только теперь совершенно обнаженная, а халатик лежал у нее под ногами на полу. Дойл застыл в изумлении. Девушка была так хороша, что у него захватило дух. Она стояла в спокойном ожидании. Волосы темной волной спадали по плечам и скатывались на грудь с упругими темными сосками.
Он протянул руки и пошел к ней, ступая медленно и неуверенно, будто слепец, ведомый только запахом и ощущениями. Его ноздри с жадностью втянули аромат ее духов.
Он прижал ее к себе и уронил голову ей на грудь. Она ласково гладила его по волосам, целуя в висок нежно, словно мать младенца.
— Все хорошо, все будет хорошо, вот увидишь…
Бомбардир Дойл горько усмехнулся. Сейчас для него, неистового любовника, все было впервые познаваемым чудом.
Он не мог справиться с дрожанием рук, и девушке пришлось помочь ему снять сорочку и брюки. Но позже вдруг все пропало, не осталось и следа робости. В жизни ему не было так хорошо.
Он погрузился в ее тело, обвитый горячими нежными руками, и растворился в волнах счастья и восторга.
А потом… Прошло много времени или только казалось так, когда зазвонил телефон.
— Кто бы это? — спросила Дженни, выскользнув из-под простыни и потянувшись за халатиком.
Двери тихо закрылись за ней, а Дойл встал и начал одеваться. Он застегивал ремень, когда двери снова открылись и на пороге появилась девушка. Впервые с тех пор, как он познакомился с ней, она выглядела испуганной.
Он обнял ее за ставшие вдруг родными плечи:
— Что случилось?
— Мужчина, — ответила она побелевшими губами. — Звонил какой-то мужчина и велел тебе передать, чтобы ты уносил ноги. Через пять минут здесь будет полиция.
— О Господи! Кто же это был?
— Не знаю, — виновато прошептала она. — Ох, Дойл, что же нам делать?
— Запомни, ты здесь ни при чем. От всего отпирайся, — приказал Дойл, вытягивая из-под кровати подаренные Дженни отцовские ботинки. — Остальное моя забота.
Он начал натягивать через голову свитер. Она положила руку ему на плечо.
— Сдайся, Бомбардир, пожалуйста.
— Всему свое время, девочка. Первым делом мне надо убраться отсюда подальше, чтобы топтуны не могли прицепиться ни к тебе, ни к старушке.
Она мгновение всматривалась в его лицо, потом подошла к туалетному столику и открыла сумочку. Она зачерпнула оттуда горсть монет и три фунта и протянула ему. Он попытался отвести ее руку.
— Лучше возьми, вдруг все-таки решишь пуститься в бега. Я не буду тебя ни на что уговаривать. — Она достала из шкафа старый дождевик. — Это тоже возьми. Осталось от отца. Плащ ему больше не нужен. — Она снова стала девушкой из Йоркшира с крепкими нервами и твердым характером, с железным самообладанием, не ведающей страха и слез.
— Теперь тебе лучше убраться.
Мужчина накинул плащ и шагнул к выходу. На лестнице она потянула его за руку.
— Есть дорога побезопасней.
Он поднялся за ней по ступеням, минуя несколько дверей, и задержался у самой солидной, обитой стальным листом, защищающим от взлома, ведущей на чердак.
Дженни отодвинула засов. Порыв ветра распахнул дверь настежь, открывая путь на плоскую крышу, с одной стороны огражденную балюстрадой, а с другой — круто обрывающуюся во дворик.
— Перешагни через перила и окажешься на крыше слесарной мастерской. Тебе это вполне по силам, между нашими домами не больше метра. Я сама в детстве так лазила. А там спустишься по пожарной лестнице и очутишься на другой улице.
Потоки воды хлестали сквозь дверной проем, но Дойл не мог сделать и шага, ошеломленно всматриваясь в девушку.
Она сильным толчком выпихнула его на дождь.
— Да шевелись же ты, осел! — прокричала она и хлопнула дверью.
Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким, отрезанным от всего и отринутым всеми. Он с горечью понял, что то, что имеет право называться настоящей жизнью, все, что есть на свете ценного и глубокого, осталось там, за железной дверью, без него. И он ничего не мог поделать. Совсем ничего.
Он сделал все в точности, как она велела: спустя считанные секунды быстрыми шагами пересек соседнюю с домом Краудеров улочку и свернул за угол.
Мысли его комкались и рвались, когда он оставлял за собой улицу за улицей, квартал за кварталом. Через десять минут он вдруг обнаружил, что уткнулся в ограду парка Джубили. Он прокрался внутрь через боковую калитку, даже не взглянув на овеянную легендами статую добродетельной королевы Виктории со скипетром в одной руке и державой в другой. Бесцельно глядя перед собой, он брел по аллее парка.