Звуки молитв, отчаяния и слез непрестанно повторялись.
Это был звук конца света: люди плачут, когда приближается их гибель.
Аливия старалась держать свою боль при себе, она наслышалась достаточно ужасных историй, которых с лихвой хватит на все ее жизни: смерть любимых, тяжело раненные супруги, сыновья и дочери, сражающиеся на стенах, и — что хуже всего — рассказы о родителях, которые в отчаянии рыскали по лагерям в поисках своих потерянных детей, выскользнувших из их крепкой хватки.
Аливия вспомнила чувство облегчения, охватившее ее по прибытии на Терру. Путешествие с Молеха было долгим и трудным, и когда она вдохнула черный воздух родного мира, ей показалось, что она сумела опередить войну, идущую за ними по пятам.
Фантазия, конечно. В конце концов, Хорус Луперкаль осадит Дворец своего отца — это было неизбежно, но вид того, что сотворил Рогал Дорн, вселял в нее надежду, что этого будет достаточно, чтобы остановить архипредателя на его пути. Она верила, что они будут в безопасности в космопорте Львиные Врата — непостижимая громада Звездного Копья затмевала горы, в которых был высечен Дворец. Его необъятная громада была наводнена оружием, покрыта укреплениями от земли до космоса и управлялась позолоченным воинством самого лорда Дорна.
Неужели такая непобедимая крепость никогда не падет?
Но она пала. Враг вбил клин в ее сердце и отделил от самых верхних платформ, продолжая углубляться. Мосты, соединяющие порталы со Стеной Вечности, все еще горели, за плотными черными тучами пылали шпили.
Она слышала рассказы о существах с красными шипами, охотящихся на этих мостам, о людях, утянутых невозможными тенями. Аливия видела, как мужчина и женщина бежали под защиту ворот моста, когда невидимые руки вырвались из — под земли и разорвали их на куски. Аэрозольный туман из крови очертил силуэты обезумевших когтистых чудовищ.
Смех преследовал их от Львиных ворот, порывы злобного гортанного веселья, которые не были достаточно громкими, чтобы преодолеть оглушительное крещендо битвы, но каким — то образом резонировали под сводами каждого смертного черепа.
Закрыв глаза, она все равно слышала этот смех, жужжащий, как разъяренное насекомое, попавшее в стакан. Прошло уже несколько дней с тех пор, как она спала, но глубокая усталость была лучше, чем альтернатива — сны, полные мрачных видений: кошмары о змеях, темная пещера глубоко под миром и портал в нечто бесконечное и ужасное.
Ужасы войны сломили многих солдат, даже тех, кто прошел через сражения целыми и сохранил руки и ноги. Душевные раны, полученные в ходе боя, мучения видеть, как товарищи по оружию умирают или страдают от ужасных ранений — всего было в достатке, чтобы расколоть даже самый сильный разум, неподвластный исцелению ни одному медикэ.
Аливия видела подобные раны на лицах всех, мимо кого проходила.
Претендент на трон Терры, независимо от того, кто это будет, унаследует народ, травмированный так же, как и любой из солдат, сражавшийся за него.
Аливия прошла мимо группы мужчин и женщин, стоящих на коленях, покрытых грязью и пылью. Они молились, склонив головы, вознося слова в ритме церковного гимна. Мужчина зачитывал написанное от руки на переплетенной бечевкой стопке бумаги — его лицо и шею покрывали мокнущие волдыри от химических ожогов. Она проходила мимо него и вздрогнула, когда он посмотрел на нее — один его глаз был разрушен, на его месте в расплавленной каше из почерневшей ткани зияла пустая глазница. Сквозь щеку просвечивала белизна кости.
— Помолись с нами, сестра, — сказал он, коверкая слова из — за ран.
— Нет, — сказала она, отворачиваясь. — И не буду.
— Пожалуйста, Императору нужна вся наша любовь и преданность, чтобы разгромить этого врага.
Аливия фыркнула.
— Если ему нужна моя любовь, то у нас еще больше проблем, чем я думала.
Она двинулась дальше, пробираясь сквозь толпы оцепеневших от ужаса людей и направляясь к смотровой колонне в центре площади, когда мужчина окликнул ее.
— Есть только Император, он наш щит и защитник!
Аливия покачала головой. С тех пор как она ступила на Терру, она не чувствовала присутствия Императора. Ей пришлось признать, что это странно. Даже на Молехе был обрывок Его присутствия, призрак Его силы, отражающий этот Его проклятый свет, но здесь, в сердце Его владений… ничего.
Значит ли это что — нибудь? Наверное, нет, но все же…
— Аливия! — позвал Джеф. Она подняла глаза, чтобы увидеть его и девочек именно там, где их оставила — у основания колонны со всеми скудными пожитками. Ее снова поразило то, каким он стал худым. Работа в космопорте Ларсы поддерживала Джефа в хорошей физической форме, с мускулистым торсом. Но месяцы лишений на борту «Просвещения Молеха» взяли свое, а жидкие пищевые пасты, которые сейчас раздавали в палатках для кормления, были почти бесполезны с точки зрения питания.