Зазвучал голос, слова были приглушенными и полными боли.
— Я бы хотел… — начал голос, но надломленный горем, не смог закончить.
Аливия подняла глаза и увидела лицо старика, худощавое и отягощенное глубокой заботой. Его глаза были такими старыми и невыразимо печальными.
Она прислонилась к нему, различая острые углы худого тела под черным одеянием. Оно было холодное и сырое, но ему было тепло под ним. Аливия почувствовала, как его руки обняли и крепко прижали к себе, и образ двух маленьких девочек, смеющихся и играющих, ярко возник ее в сознании.
Она улыбнулась, увидев их. Сквозь пелену слез, застилавших ее глаза, она смотрела, как они манили ее к себе.
— Все, кого я люблю, со мной, — прошептала она. — И малые и большие. Все…
Аливия Сурека навсегда закрыла глаза.
С Меркурианской Стены они наблюдали за секторами обстрела, окружившими Дворец. Черный дым и багряное пламя скрывали разрушенные мерлоны, но кое-где все еще возвышались серебристые башни.
Горизонт сотрясали полыхающие штормы, а обжигающие анабатические ветра приносили с собой невнятные голоса, зловоние фицелина, крови и отбросов из лагеря предателей, который разросся, как язва, на поверхности мира.
Вместе с выжившими из «Родни Вулкана» Аток Абидеми, Иген Гарго и Бёдвар Бъярки стояли в тени подвергнутых обстрелу башен стены в ожидании следующего удара.
Три дня прошло с момента противоборства под Санктум Империалис. Три дня они держались против раскаленной ярости Константина Вальдора и его кустодиев. Три дня не прекращались допросы с требованием ответить, как они проникли в самую охраняемую часть Дворца, как обошли патрули воинов в золотых доспехах.
У этих троих не было вразумительного ответа для Вальдора. И только когда вернулся Малкадор и приказал их освободить, им разрешили еще раз занять свое место в оборонительных позициях. Сигиллит всегда нес тяжелое бремя, но сейчас в нем кое — то изменилось — глубокая душевная рана, которая никогда не заживет, долг, который ему никогда не вернуть.
Вальдор протестовал. Он настаивал, что должен быть осведомлен о любой бреши в защите. Но по заверениям Малкадора уязвимости, которой воспользовался Магнус Красный, больше нет.
В конце концов победила необходимость.
Держать легионеров вдали от стен, даже троих, было неприемлемо, и им отдали приказ направиться на Меркурианскую Стену. От Малкадора они получили имена двух, таких же потерянных и оторванных от своих легионов, Астартес, как и они, с которыми их может связать общая цель.
Вулкан остался внизу подле Императора, а воины дали клятву не раскрывать его присутствия под Дворцом. О Промее ничего не было слышно, и его судьба навсегда останется неизвестной для них.
— Я надеялся вернуть этот клинок на Ноктюрн, — заговорил Абидеми, крепко сжимая рукоять Драукороса, когда перед ними в ядовитом дыму начали двигаться фигуры. Громадные тени, чудовищные по форме, завывали в безумии. — Глупая надежда.
Бъярки только кивнул. С момента их освобождения он мало говорил. Горе от смерти братьев все еще давило на него тяжким грузом, как и последний побег колдуна Тысячи Сынов.
— Теперь он твой, — сказал Иген Гарго. — Артелл Нумеон мертв, и теперь тебе предстоит убивать от его имени, чтобы заслужить право нести его гнев.
— Ты прав, — согласился Абидеми. Он отломил от лезвия меча один из черных зубьев и протянул его Бъярки. Глаза Гарго расширились, но он промолчал. С озадаченным выражением лица Космический Волк взял острый, как бритва, зуб дракона.
— Однажды ты сказал, что мы связаны, Волк и Дракон, — произнес Абидеми. — Ты хотел отметить это знаком на моей броне.
— И ты сказал, что только мастера твоего культа Прометея могут работать с доспехами легионера Саламандр.
Абидеми окинул взглядом картину ада перед Дворцом.
— Твой вюрд показал тебе такую отметку.
— Так и было, — согласился Бъярки.
— Тогда нанеси ее, — сказал Абидеми. — В честь Барека Зитоса. В честь Ольгира Виддоусина. И в честь Свафнира Терзающего Волка.
Бъярки кивнул и быстрыми движениями вырезал на броне угловатое изображение головы ревущего дракона — Ужасающего Кромсателя. Он повернулся к Гарго и приподнял бровь.
Гарго кивнул в знак согласия, и Волк нанес тот же символ на его броню, прямо над сердцем.
Закончив, Бъярки сунул черный зуб в кожаный кисет на поясе и лукаво оскалился.
— Теперь мы отмечены вюрдом, — сказал он своим новым братьям. — И когда битва здесь закончится, мы вместе выследим тех, кто избежал нашего гнева.