Наверное, здесь было бы красиво, если бы хторранская флора и фауна не производили впечатления чего-то застывшего и враждебного. Их развитие было каким-то болезненным. Злокачественным. Наиболее зараженные места казались особенно нездоровыми. Земные растения были просто смертельно больны. Чужая экология присасывалась ко всему, до чего дотягивалась. Фиолетовые лианы опутывали деревья своими щупальцами и высасывали из них жизненные соки, пятна красного плюща на земле были окружены коричневой каймой высыхающей травы, на ржавых полях валялись туши дохлых коров. Розовые шары пуховиков величиной с перекати-поле катились по траве и, подпрыгивая на асфальте, пересекали шоссе.
Картина бедствия была полная. Небо было желтым и пасмурным, даже облака имели оттенок крови. В воздухе пахло серой, если только ее не заглушали более неприятные запахи. По мере того как мы поднимались выше, приторный запах гнили, проникающий сквозь окна микроавтобуса, стал таким сильным, что меня начало мутить.
Вскоре я вообще ни на что не мог смотреть.
Закрыв глаза, я стал сочинять лимерики. Пусть мое тело в их власти, но мозг по-прежнему принадлежит мне.
У старой ведьмы по имени Джесси Сиськи висят и в промежности плесень.
М-м…
Подыскать рифму для «Джесси» было еще труднее, чем для «Джейсона». Нет, я обязан ее найти. Я не сдамся. От этого может зависеть сохранение рассудка. У меня должен оставаться шанс на сопротивление.
Под червя старается упасть, Чтоб потешить похоть всласть.
Но если я использую это, для Джейсона придется придумать что-нибудь другое. Джесси. Джесси. Что еще рифмуется с «Джесси»?
Стыд этой шлюхе совсем неизвестен.
Отлично. Что же такое придумать для Джейсона?
М-м…
На самом деле мне хотелось его убить. Самым мучительным способом. Прикончить голыми руками, если можно.
Я немного помечтал, как буду убивать его.
Это занятие успокаивало меня гораздо лучше, чем сочинение лимериков.
На какое-то время.
Колонна свернула с асфальта на грунтовую дорогу, неимоверно петлявшую по грязному черному кустарнику. Смеркалось. Путь занял половину дня.
– Мы уже почти на месте! – сказала Лули.
У меня спазмом сдавило желудок.
Неопределенность сводила с ума. Что собираются со мной сделать? Пытать? Скормить червям? Посадить в лишающий сознания резервуар? Я был наслышан о Племенах.
Мы протряслись по деревянному мостику, перекинутому через овраг с высохшим ручьем на дне, поднялись по склону и спустились в укромную круглую долину, заросшую густым ивняком и черными дубами. Единственным признаком хторранского заражения здесь была лиловая и красная вуаль, свисающая с некоторых деревьев. Она напоминала паутину или шелк и искрилась под косыми лучами заходящего солнца.
Мы еще раз свернули, и передо мной открылся их лагерь – пестрое скопление потрепанных автомобилей, домов на колесах, грузовиков, трейлеров и сборных щитовых домиков, разбросанных вокруг заброшенного мотеля. Некоторые домики носили следы недавнего ремонта.
Племя уже появилось из-за деревьев, из жилищ и с приветственными криками бежало навстречу. Это напоминало праздник в преисподней! Я разобрал некоторые крики: «Выходите! Молодой бог вернулся!» Впереди всех неслась кучка детей и собак, вопивших и визжавших, как молодые павианы. В этой же компании прыгали вперевалку лопочущие кроликособаки и те, другие твари, похожие на них. А позади виднелось по крайней мере три-четыре десятка взрослых и подростков – большинство с оружием.
Дети заросли грязью, многие ходили голышом, но ни один не выглядел голодным или несчастным; их возраст колебался от трех до двенадцати лет. Они неслись как дикари, в сопровождении тявкающих и лающих собак, точнее, разношерстных неопрятных шавок – они словно сбежали с живодерни и выглядели настоящими отбросами рода собачьего.
Кроликособаки и подобные им существа почти так же сильно отличались друг от друга; толпа увлекла за собой по меньшей мере дюжину. Они скакали как сумасшедшие, стараясь не отстать. Подпрыгивающая лавина, похожая на стаю из крыс и кроликов, как и дети, верещала, визжала и кулдыкала. Ни одна тварь не походила на другую ни размером, ни внешностью, ни мастью. Их окраска варьировалась от темной, красновато-коричневой, до бледно-розовой, почти бесцветной; была даже парочка иссиня-багровых и оранжево-желтых. Некоторые были не больше детей-ползунков, другие – ростом с шестилетнего ребенка, чуть больше метра. Они выглядели пародиями на тех кроликособак, которых я видел в прошлом году. Мелкие напоминали ласок, и две очень жирные твари казались пьяными; особенно выделялась одна – зловеще красная, крысовидная, в половину человеческого роста, словно появившаяся из кошачьего кошмара.
Люди тоже были очень разные – высокие и маленькие, толстые и худые, старые и молодые, черные, белые, желтые…
Наша колонна еще не успела окончательно остановиться, как беснующиеся люди, звери и твари шумной толпой окружили машины, чтобы помочь разгрузиться и узнать новости. Они завалили прибывших вопросами, но прежде посторонились, освободив место для Орри. Задний борт грузовика откинулся на землю, образовав наклонную плоскость, по которой червь сполз в гущу ликующей толпы. Люди хлынули ему навстречу, раздались охи и ахи, каждый старался любовно похлопать его.
– Ф-х-хррр! – изрек Орри. – Ф-хрр-ф-хххррррр! Это прозвучало почти как кошачье урчание. Никогда раньше я не слышал, чтобы червь издавал такие звуки. Впрочем, мне не доводилось встречать и червя, ведущего себя как этот. За ним на землю спрыгнул Деландро, и толпа снова сомкнулась; его обнимали и целовали все – и мужчины и женщины. Лули, Джесси и Марси радостно выскочили из машины и растворились в толпе. Я остался сидеть на месте, стараясь стать как можно незаметнее.
– Да будет вам, хватит! – со смехом отбивался Джейсон, затисканный, но довольный всеобщим вниманием. – Лучше сначала разгрузим барахло, о'кей?
Его голос потонул в приветственном реве.
Малыши визжали от восторга. Слышались крики: «Что ты привез нам?» и «Ты привез конфеты?». Взрослые тоже вопили что есть мочи, награждая друг друга ласковыми тумаками.
Я хотел бы испугаться, но страха не было. Более того, я чувствовал себя… свободным. Большинство ренегатов выглядели неожиданно добродушно, и от них веяло миролюбием, как от общины новых христианских фермеров. Многие мужчины носили бороды, а женщины собирали волосы в аккуратные конские хвостики или красовались с короткой мужской стрижкой. Одежда их состояла из джинсов и маек, либо джинсов и фланелевых рубашек, либо джинсов и бумажных спортивных свитеров, либо одних только джинсов – но все взрослые выглядели опрятно. Это показалось мне весьма примечательным.
Теперь с грузовика слезали два остальных червя. Их тоже горячо приветствовали. Любовь и уважение к ним были очевидны, но так же очевидно было и то, что к Орри эти люди питали особые чувства.
Их восторг можно понять: Орри был, наверное, не только одним из самых маленьких червей, которых я когда-либо видел, но и самым ярким. От него трудно было оторвать взгляд. По предыдущему опыту я знал, что чем старше и крупнее червь, тем ярче и отчетливей должны быть его полосы. Однако Орри еще малыш, а окраска его уже ослепительна. Ни у одного червя я не видел таких отчетливых полос. Они гордо светились на его боках, напоминая бегущие строки на рекламном щите. Толпа вокруг него сомкнулась еще плотнее.