– Мама, – тихо прошептала она.
– Мама? – Я изобразил удивление. – Почему?
– Потому что я не могла сидеть в шкафу. Мама велела мне спрятаться там и тихо сидеть; я так и сделала – но потом я вся испугалась и… – Холли замолчала, чтобы еще раз вытереть нос о мою рубашку, Она громко засопела, и я было решил, что девочка опять заплачет, но она сдержалась и зачастила: – Я открыла дверцу и стала спрашивать, можно ли мне вылезти, если игра закончилась, а мама больно шлепнула меня и изо всех сил толкнула обратно в шкаф и сказала, чтобы я заткнулась, а потом захлопнула дверцу и заперла ее или подперла чем-то, потому что я не могла открыть ее и вылезти. Я старалась, изо всех сил старалась и кричала тоже изо всех сил, но никто меня не слышал и не приходил, а потом… – Холли с трудом перевела дух. – А потом я услышала, как закричала мама. Она очень страшно кричала, мистер. Будто с ней делали что-то очень страшное. И другая штука тоже кричала, такая большая красная штука. Я стучала в дверь и кричала, чтобы меня выпустили, чтобы я могла помочь моей маме, но никто не пришел. И я не могла вылезти из шкафа. Он был весь поломан. Я очень долго сидела в шкафу – два или три месяца, точно не знаю. Там было так темно, мистер. Пожалуйста, скажите, с моей мамой все в порядке? Могу я увидеть ее?
– Ш-ш, моя девочка, ш-ш. – Я обнимал ее, гладил по голове, качал на колене и говорил: – Ш-ш, теперь с тобой Джим. Джим здесь.
Это объясняло поведение Холли и ее боязнь сарая, и шкафов в доме, и всех остальных замкнутых темных мест в этом мире.
Неожиданно она подняла личико: – Ты не уйдешь?
– Я люблю тебя, милая. – Это была правда. Я любил ее.
Но даже если и нет, как можно бросить ее сейчас?
34 НА ЖИВЦА
Друг – это человек, который вместо того, чтобы любить себя, любит вас.
Сорок три дня спустя (это могло произойти и раньше, но Бетти-Джон должна была убедиться) я стал отцом. Более скорое разрешение от бремени в хрониках не упоминается. И более плодоносное: Томми, Холли, Алек и медведь. Так в газетах и сообщили: три ребенка и одно тряпичное животное.
К присяге меня привела Берди, а Би-Джей так и светилась от гордости. Дети, отмытые и начищенные, с серьезными мордашками, стояли рядом со мной в новых рубашках и шортах (ради такого случая Би-Джей не поскупилась), не совсем понимая, что все это означает, но чувствуя важность события.
Я объяснил им очень осторожно: мол, они будут постоянно жить со мной, теперь я их папа и буду заботиться о них. Томми мрачно кивнул, не сказав ни слова. Холли поинтересовалась, не станет ли она мамой. Я спросил, не согласится ли она взамен быть маленькой девочкой, но она сказала: нет, мамой. На время пришлось уступить. Алек долго молчал, но потом все-таки сумел выдавить: – И медведь тоже?
– Конечно, и медведь тоже. – Так я усыновил и мишку.
Получить соответствующие бумаги оказалось несложно. Бетти-Джон начала их готовить по истечении третьей недели, а Берди осторожно, исподволь опрашивала детей (я думаю, они ее искренне интересовали). Единственное, что меня удивило, так это необходимость подписать отказ от приданого – хотя Конгресс давно одобрил закон о наследовании, бюрократическая машина еще работала по старинке. Я погся, что сочетаюсь с детьми не ради их денег, ведь если они не имеют их сейчас, то могут унаследовать в дальнейшем, и так далее, и тому подобное.
Я уже был знаком с родительской присягой, но тем не менее внимательно просмотрел ее еще раз в поисках лазеек, двусмысленностей, юридических крючков и ловушек. Не нашел ничего и гордо ее принес. Мое «я согласен» было одной из самых приятных вещей, которые я когда-либо делал в своей жизни.
Только две неприятности омрачили этот день. Одна небольшая, а другая – она чуть не сорвала мое родительство.
Сначала с небольшой.
Во время тихого часа после полудня Бетти-Джон зашла ко мне с небольшой коробочкой в руках. Чересчур счастливой она не выглядела.
– Что ты мне принесла, Добрая Фея? Она не улыбнулась.
– Это для тебя и твоих детей.
– Еще подарки?
– Не совсем…
Я открыл коробку. Там было четыре маленьких кожаных мешочка с ремешками, чтобы носить на шее.
– Что это?
– Ладанки на счастье, – сказала она по-прежнему без улыбки.. Я попытался развязать один, но мешочек был застрочен наглухо и сверху еще залит пластиковым клеем.
– Такие же наденут все наши дети. Их прислали вчера.
– Не слишком ли много – со всеми этими биперами, собачьими бляхами, медицинскими картами, аварийными свистками и всем прочим? Я хочу сказать, не достаточно ли разной дряни уже болтается на шеях наших ребятишек? Почему бы не надеть еще и блошиные ошейники?
– Это идея не моя, а правительства. Это амулеты против червей, о которых я тебе говорила.
– Что в них?. Бетти-Джон пожала плечами.
– Государственная тайна. – Потом добавила: ~~ Толченое стекло, цианид и споры бактерий. Каких – неизвестно.
– Откуда ты знаешь?
– Один из них оказался открытым. К счастью, это обнаружилось в лаборатории, когда Берди стерилизовала мешочки.
– О! – вырвалось у меня. – А вдруг теперь одного не хватит?
– Нет, их прислали с запасом. Во всяком случае, этот предназначался для Билли Джеймисона.
Билли, один из двух младенцев, прибывших тем же автобусом, что Томми, Холли и Алек, умер полтора месяца назад. Пневмония. У нас не оказалось лекарств, чтобы спасти его.
Я взвесил мешочки на ладони.
– Запечатаны на редкость прочно. Не понимаю, какая от них польза.
– Они предназначены не для детей, Джим.
– Но цианид?..
– Ты знаешь ребенка, который мог бы принять его? Ха-ха. Я и фруктовые таблетки не каждому могу всучить. Они не хотят принимать их. Мне хватает гоблинов, что живут на холме – с кошмарами насчет червей я не желаю иметь дела. Цианид – для хторров, как и бактерии, и стекло. Если червь сожрет ребенка с амулетом, это будет последний ребенок, которого он сожрет. Мы надеемся.
Я посмотрел на Би-Джей. Потом на маленькие мешочки. Потом снова на нее.
– Ужасная черствость…
– Это приказ. Если мы хотим получать дотации, то должны защищать наших детей. Кто-то в Денвере предложил надеть на них амулеты. По их теории, хторране не прирожденные людоеды, но время от времени кто-нибудь из них входит во вкус, как тигр. А дети – наживка.
– Я… э… не вижу логики.
– Тебе это не нравится, не так ли? Я покачал головой: – Я не такой дурак, чтобы воспринимать это всерьез. Она кивнула: – Я тоже, но все-таки надень их на детей, ладно?
Я надел, а потом отправился к своему терминалу и вошел в центральную базу данных. И копался там до тех пор, пока не нашел несколько предварительных отчетов по амулетам. Материал был секретный, но я пустил в ход пароли Спецсил. Тайны охранялись, но делалось это из рук вон плохо, потому что компьютер выдал на экран все.
Амулеты содержали в себе не только толченое стекло, цианид и иммобилизованные бактерии, но этот набор довольно близко отражал их начинку. По теории, ткани хторран были очень прочными снаружи и внутри. Толченое стекло должно было их разрезать, чтобы иммобилизованные бактерии проникли в кровяное русло и убили зверя.
Но в одном Бетти-Джон ошибалась. Там был не цианид, а нервно-паралитический газ – и он предназначался для детей. На хторран газ действует иначе, чем на людей. Эти твари страдают только легким недомоганием, но, раздавив своими челюстями грудь ребенка, хторр выпускал достаточно газа, чтобы ребенок не мучился. Они все продумали. Оставалось только убедить червей раскусывать амулет, когда они пожирают детей.