– Ли?
Солнце давно зашло, но даже во тьме я распознал силуэт склонившейся надо мной Энни. Я узнал прикосновение ее ладони к моему лицу, аромат дыхания, теплого и родного. И непонятные мне звуки, как будто кто-то плачет. А затем я сглотнул вставший в горле ком, и звуки утихли.
Энни откинула простыни и свернулась калачиком на постели рядом со мной.
Кажется, будто кто-то пытался говорить за меня:
– Я вернулся к тебе. – Мой голос показался мне незнакомым, хриплым и натужным, словно я пьян.
Я услышал ее, почувствовал, впитал.
– Знаю. Я знала, что ты вернешься. – Она обняла меня, как когда-то обнимал ее я.
– Энни, тело…
Ее пальцы скользнули по моему лицу:
– Я собираюсь вернуть ее.
– Они позволили тебе?
В течение нескольких мгновений Энни не произнесла ни слова. А затем в ее голосе проявились стальные нотки:
– Не беспокойся об этом.
– Не знал, что ты такая… нарушительница правил.
Она шмыгнула носом, но этот звук больше напоминал фырканье. Я почувствовал, как ее губы коснулись моего лба.
– Ты и половины не знаешь.
После этого кошмаров становится меньше. Ароматы, тепло ее тела удерживали меня подобно якорю, когда течение начинало относить меня все дальше. Когда у меня не получалось вспомнить, зачем я сделал то, что сделал, и когда не получалось отыскать причины, благодаря которым я превратился в того, кто убил своего кровного родственника.
Ее губы коснулись моих губ осторожно, словно она просит меня что-то вспомнить.
«Мы монстры. Даже если они называют нас иначе».
Я ощущал сладость губ, языка, впитывал ее в себя, словно хотел утонуть в ней. Я поступил так ради этого. Ради нее. Ради Энни в моих объятиях.
Хватит ли этого?
Стоит ли той пропасти, преисполненной страданием, когда Эринис пронзительно оплакивала потерю Джулии?..
Лучи предрассветного солнца пробились сквозь занавески больничного окна, и Энни беспокойно зашевелилась рядом со мной.
– Пора. Я должна сделать это сейчас. Ли… есть кое-что. Я должна рассказать тебе, прежде чем уйду.
Она высвободилась из моих объятий и помогла мне сесть. Любое движение, даже самое незначительное и осторожное, обжигало подобно пламени. Мы держались за руки, ее лицо находилось так близко к моему, а примятые рыжие волосы мягкими волнами обрамляли лицо, где на щеке отпечатался след от подушки.
– Атрей появился там со своей Стражей, потому что… он не хотел, чтобы ты вернулся из Крепости.
Я взглянул на нее, пытаясь понять, почему она так считает или что все это значит, и она снова продолжила говорить.
Рассказывать о Дворцовом дне.
Ей пришлось повторить дважды, чтобы я ее понял.
«Атрей не спасал твою жизнь в Дворцовый день».
– Нет, он сделал это, он говорил…
– На каком языке он отдал приказ солдату, Ли?
Она посмотрела на меня в ожидании ответа.
На каллийском. Языке, которого я практически не знал, пока она не взялась обучать меня.
Я пытался побороть захлестнувшую меня панику, вспоминая то, что было произнесено на драконьем языке.
– Но перед этим отец просил его, и он пообещал отцу…
Слезы застыли в глазах Энни. Я посмотрел на ее опухшее от слез лицо и прочитал на нем все, о чем она думает, о чем вспоминает. О чем не может сказать вслух.
Что пустые слова призваны утешить умирающего.
Я выдернул руки из ее ладоней.
– Если Атрей не хотел, чтобы я вернулся после дуэли, – начал я, убеждая себя в том, что это нелепо, зная, что это нелепо, пусть и слышал дрожь в своем голосе, – зачем нужны были свидетели?
Пальцы Энни сжались на коленях.
– Я привела свидетелей, – прошептала она. – Я не придала тогда значения этому приказу.
На мгновение в воцарившейся тишине слышался лишь звон колоколов на ратуше, отбивающий четверть часа.
«Встань, сын Каллиполиса».
Энни взглянула на меня полными слез глазами. Ожидая.
А затем до меня долетел звук моего собственного дыхания, когда я попытался сделать глоток воздуха.
Энни снова хотела взять меня за руки, но я отмахнулся от прикосновения.
– Ли…
– Я убил Джулию ради человека, который желал мне смерти?
– Ты сделал это не ради него…
От ее слов нервы, натянутые как струна, треснули, и я разразился смехом, который совсем не походил на мой привычный смех.
– Потому что я сделал это ради тебя? – Мой громкий голос, напоминающий раскаты грома, отскочил от выкрашенных белой краской стен. Энни поморщилась от громкости. Следующие слова я произнес медленно и отчетливо: – Ты знала?
У Энни сорвался голос:
– Нет! Я не знала, когда Атрей спрашивал меня, пойдешь ли ты на это… я поняла только после…