Невыносимо-громкая музыка не могла не раздражать бандита. Стоит лишь ее вырубить, и праздная шваль моментально сообразит, что вечеринка подошла к концу.
Улыбка Черепа стала шире — как у человека, осведомленного о чем-то, что послужит для многих скоропалительным сюрпризом. Пляшущие лазеры сверкали в черных стеклах очков. Шар, раздвоившись, стал астрономическим феноменом «содружеств светил».
Глава Ордена свел стволы вместе.
Волку не требовалось переводить взгляд, чтобы сообразить, куда целится гангстер.
Сверкающий шар затмили черные стволы. Они размножились — в каждом непроницаемом стекле, соответственно, по паре. Пистолеты поднялись к канату, вращавшему шар.
Курт затаил дыхание. Взгляд метнулся к дансполу. В «геометрическом центре» (чего, впрочем, и следовало ожидать) яблоку было негде упасть от массы безволосых тел — что уж говорить о сверкающем анахронизме диаметром без малого метр?! Вес странной штуковины колебался от пуда до сорока-пятидесяти килограммов. Пятнадцатиметровый потолок добавлял лишний центнер. Даже имей шар всего два килограмма, рухнув с такой высоты, он все равно гарантированно обеспечил бы немало жертв.
Указательные пальцы Черепа легли на спусковые крючки. Волк видел, как напряглись руки бандита. Это говорило о том, что разум уже принял решение, и финальный приказ, рассекая временные парадоксы, вот-вот полетит по нейронным цепям.
Волк распахнул пасть; лапы непроизвольно дернулись. Вне сомнения, ему нет никакого дела до тусовщиков, растрачивающих энергию в нелепых плясках. Более того, эти, с позволения сказать, личности были Курту глубоко омерзительны.
Однако он не видел смысла в лишних жертвах. Не видел и тогда, когда на арене его клинки выпускали кишки из какого-то бедолаги, которого Курт даже не знал. Убийство, не отягощенное мотивом. Просто потому, что этого хотел Хэнк Таран. С тех пор ничего не изменилось. В Ордене, на плодородной почве человеческих пороков, произрастали сорняки и похуже. Череп собирался рискнуть чьими-то жизнями просто потому, что у него появилось такое желание. Подобно водителю пассажирского автобуса, накурившемуся марихуаны в самый разгар рабочего дня.
Волк не успел.
Длинные пальцы Черепа — пальцы пианиста или убийцы — опустились на гашетки. (Время сгустилось, потекло вязкими потоками. Примитивные ритмы из четких, непогрешимых контрапунктов превратились в невнятное мычание) Оба курка с неудержимостью гильотин клацнули о бойки. Бойки врезались в капсюли. Внутри русских пистолетов произошел несложный процесс преобразования одного вида энергии в другой. Затворы дернулись взад-вперед, выплевывая гильзы и снимая патроны с обоймы. Стволы брызнули тугими струйками голубого дымка. Отдача.
… А пули уже мчались к цели.
Гангстер трижды нажимал на крючки, и трижды ТТ выпускали из себя металлических пчел. Выстрелы гремели над волчьими ушами, но Курт не обращал на это внимания. Он просто смотрел. Да и что, по сути, он мог предпринять? В голову упорно лезли глупости: сцена из китайского фильма, где герой не позволял противнику спустить курок, удерживая этот самый курок пальцем. В гонконгском кино и не такие фокусы выделывали. Волк же сомневался, что смог бы помешать Черепу (самому ловкому ганслингеру, какого Курт встречал) выстрелить.
Бандит опустил русские пистолеты. Улыбка намертво приросла к бледной физиономии.
Время, закусив удила, помчалось вскачь.
Курт обернулся. Взгляд пронесся над сотнями голов, пробился сквозь лазерный ливень и осторожно ощупал цель. Можно было сомневаться, спорить, причем не без оснований: расстояние слишком велико, трос — тонок, а стволы — древний хлам.
Тем не менее эти аргументы, независимо от обоснованности, разбегались, точно дворняги от льва, при появлении единственного, по-настоящему неопровержимого факта.
Стрелял-то Череп.
А это все кардинально меняло. Курт совершенно не удивился, обнаружив, что трос, простреленный в двух-трех местах, стал лопаться под весом огромного шара.
Сердце пропустило удар. Волк шагнул вперед, что-то кричал.
Канат оборвался.
Шар, объятый радужным пламенем, полетел к земле, как десница Господа, карающая грешников. Лазерные установки не могли предотвратить это падение. Лучи стекали с зеркальной поверхности крупными разноцветными каплями. Но гравитация смеялась над оптическими эффектами. По мере приближения земли шар неуклонно чернел.
… Упал. Не мог не упасть.
По идеальной прямой. В геометрический центр данспола. Там, где была наиболее высока концентрация безволосых тел. Падение заглушил рваный ритм музыкального грохота. Курту казалось, что он расслышал сухой треск, затем — влажный звук, примерно такой, какой непременно получится, если швырнешь десятикилограммовую гирю в ведро с помидорами. Большинства подробностей Курт (к сожалению?) не увидел. Все скрыли тела тусовщиков, заволновавшиеся вокруг эпицентра падения — круги на воде. Зеркальные останки взметнулись над толпой.
Безволосые бросились врассыпную. На неуловимое мгновение Курту открылось то, что находилось посреди танцплощадки. Расколотый шар, кровь, разбитые тела.
Хиросима в миниатюре.
Как всегда в подобных случаях, эти люди погибли просто потому, что оказались в неподходящем месте в неподходящий час — в геометрическом центре клуба, избранного Орденом Черепа для погрома. Сегодняшней ночью. Какие-то секунды назад.
Волк, оскалившись, с ненавистью посмотрел на гангстера. Тот продолжал улыбаться. Похожую ухмылку — самодовольную, почти торжественную — можно увидеть на лице профессионального игрока в кегельбан, прочитавшего на табло заветное «Strike!».
Курт был в растерянности. Одно из тех редких мгновений, когда он просто не знал, что ему делать. Больше всего, конечно, хотелось наброситься на Черепа, разорвать белую (как брюхо у какого-нибудь глубоководного гада) глотку… Но к чему, в конечном итоге, это приведет? Ядерная субмарина взорвется, перечеркнув одним-единственным инсультом все планы, надежды, перспективы. Это не годится.
Имеет смысл подождать.