Снова он попался! Шаса решил не отвечать на вопрос прямо.
– Мы считаем, что обязаны платить своим рабочим больше, чем получают за такую работу в других компаниях; мы предоставляем им и другие льготы…
Китти энергично кивала, позволяя ему говорить, понимая, что сможет вырезать весь этот ненужный материал, но, как только он закончил, снова перешла в нападение:
– Значит, в советах директоров компаний Кортни нет черных. А можете ли вы сказать, сколько у вас работает черных менеджеров?
Когда-то, давным-давно, когда Шаса охотился на буйволов на берегах реки Замбези, на него напал рой разъяренных полуденной жарой черных африканских пчел. От них не было защиты, и он спасся, только нырнув в населенную крокодилами реку. Сейчас, когда Китти жужжала у него над ухом, искусно избегая попыток сбить ее и болезненно жаля, когда хотела, он чувствовал ту же гневную беспомощность.
– На вас работает тридцать тысяч черных, но в совете директоров или среди управляющих нет ни одного черного, – наивно удивлялась она. – Вы можете объяснить, почему?
– Черное сообщество этой страны представлено преимущественно сельским населением. Эти люди приходят в города необученными и неподготовленными…
– Разве у вас нет подготовительных программ?
Шаса увидел возможный выход из положения.
– У группы Кортни разнообразные и насыщенные подготовительные программы. В прошлом году мы потратили два с половиной миллиона фунтов на обучение и подготовку своих наемных работников.
– И сколько времени осуществляются эти программы, мистер Кортни?
– Семь лет – с тех пор, как я стал председателем.
– За семь лет, после того как вы потратили столько денег на обучение, ни один черный не стал менеджером? Потому что ни один черный не оказался на это способен или потому что ваша политика ограничения работы и запретов не позволяет черному, как бы хорош он ни был…
Его неумолимо теснили, и он в ярости перешел к обороне:
– Если вы ищете расовую дискриминацию, почему уехали из Америки? – спросил он, холодно улыбаясь. – Я уверен, ваш Мартин Лютер Кинг смог бы вам помочь лучше, чем я.
– В моей стране существует фанатизм, – кивнула она. – Мы это понимаем и стараемся изменить, просвещаем народ, меняем законы. А вот вы, насколько я могу судить, воспитываете своих детей в рамках политики, которую называете апартеидом, и создаете монументальную законодательную крепость вроде закона о групповых территориях или закона о регистрации населения, которые классифицируют людей исключительно на основании цвета их кожи.
– Мы дифференцируем людей, – признал Шаса, – но это не значит, что мы их дискриминируем.
– Запоминающийся лозунг, но не оригинальный. Я уже слышала его из уст вашего министра по делам банту доктора Хендрика Френса Фервурда. Однако я все равно утверждаю, что дискриминация у вас существует. Если человека лишают права голосовать или владеть землей только на основании того, что у него темная кожа, для меня это дискриминация.
И прежде чем он смог ответить, Китти снова сменила тему.
– Много ли черных среди ваших личных друзей? – спросила она, и ее вопрос мгновенно перенес Шасу в прошлое. Он вспомнил, как мальчишкой отрабатывал первые смены на шахте Х’ани, и мужчину, который был его другом. Черный десятник на площадке промывки руды; на эту площадку укладывают только что добытую руду. Там она должна размягчиться и раскрошиться до такой степени, чтобы ее можно было отправить в дробилку.
Он много лет не думал о нем, но сейчас без труда вспомнил его имя – Мозес Гама, и снова мысленно увидел его, высокого, широкоплечего, красивого, как молодой фараон, с кожей, блестевшей на солнце, как старый янтарь, когда они работали бок о бок. Он вспомнил их длинные разговоры, вспомнил, как они вместе читали и спорили, привлеченные друг к другу незримой духовной общностью. Шаса дал Мозесу почитать «Историю Англии» Маколея, а когда из-за возникшей между ними дружбы Мозеса Гаму по требованию Сантэн Кортни уволили с шахты, Шаса попросил его оставить книгу себе. Сейчас он снова испытал ощущение утраты, как тогда, при их вынужденной разлуке.
– У меня очень мало личных друзей, – сказал он. – Десять тысяч знакомых, а вот друзей почти нет… – Он растопырил пальцы правой руки. – Не больше, и среди них нет черных. Хотя когда-то у меня был черный друг, и я жалею, что наши пути разошлись.
С необыкновенным чутьем, которое и выдвинуло ее на первые роли в профессии, Китти Годольфин поняла, что он дал ей прекрасную точку опоры, которую можно сделать центром интервью.