Шаса рассказал, как в этих страшных местах Сантэн выносила его в чреве, одинокая и потерянная, и только двое маленьких бушменов были ее проводниками и спутниками; как бушменка, в память которой названа шахта Х’ани, стала его повитухой и назвала Шасой – «хорошей водой», в честь самого драгоценного в ее мире.
Окружавшие их красота и величие действовали на обоих, в уединении они сблизились, и к исходу дня Шаса искренне решил, что любит Китти и хочет провести с ней остаток жизни.
Они вместе наблюдали, как солнце клонится к красным дюнам, а небо превращается в щит из горячей бронзы, усеянный отарами белых облаков, как следами ударов молота небесного кузнеца. По мере того как небо остывало, его цвет менялся на красновато-коричневый, оранжевый, насыщенно пурпурный, пока солнце не село за дюны – и в миг, когда оно исчезло, случилось чудо.
Оба изумленно ахнули, когда в неслышном взрыве все небо вспыхнуло пронзительной зеленью. Длилось это ровно столько, сколько они сдерживали дыхание, но в эти мгновения небо было зеленым, как океанские глубины или лед в трещинах высокой горы айсберга. И тотчас этот цвет исчез, сменившись тусклым металлом сумерек. Китти молча, с вопросом во взгляде, повернулась к Шасе.
– Мы видели это вместе, – негромко сказал Шаса. – Бушмены называют это Зеленым Питоном. Можно всю жизнь провести в пустыне и ни разу его не увидеть. Я сам видел это впервые.
– А что это значит? – спросила Китти.
– Бушмены считают Зеленого Питона самым благоприятным из всех многочисленных знамений. – Он взял ее за руку. – Они говорят, что увидеть Зеленого Питона – особое благословение, а мы видели его вместе.
В меркнущем свете они спустились по склону дюны туда, где Шаса оставил джип, по колено погружаясь в мягкий теплый пушистый песок и со смехом хватаясь друг за друга в поисках поддержки.
Когда они добрались до джипа, Шаса взял Китти за плечи, повернул к себе лицом и сказал:
– Я не хочу, чтобы это закончилось, Китти. Будь со мной. Выходи за меня. Я дам тебе все, что может предложить жизнь.
Она запрокинула голову и рассмеялась ему в лицо.
– Не дури, Шаса Кортни. То, чего я хочу от жизни, ты мне дать не можешь, – сказала она. – Было забавно, но это не настоящее. Мы можем оставаться хорошими друзьями, сколько захочешь, но у нас разные дороги.
На следующий день, когда они прилетели в Виндхук, в номере ее команды ждала адресованная ей телеграмма, приколотая к доске. Китти быстро прочла ее. А когда подняла голову, больше не видела Шасу.
– Наметился новый сюжетик, – сказала она. – Мне пора.
– Когда я снова тебя увижу? – спросил Шаса, и она взглянула на него как на совершенно незнакомого человека.
– Не знаю.
Час спустя она со своей командой улетела коммерческим рейсом в Йоханнесбург.
Шаса был зол и унижен. Он впервые готов был предложить Таре развод ради другой женщины, впервые вообще думал об этом, – а Китти посмеялась над ним.
Существовали хорошо изведанные способы рассеять гнев. Например охота. Когда охотничья страсть горела в крови, когда буйвол, большой, как гора, и черный, как смоль, с громовым топотом летел на него и кровавая слюна капала с его морды, блестели острые полированные концы рогов, а в маленьких поросячьих глазках горела жажда убийства, мир для Шасы переставал существовать. Но сейчас был сезон дождей, и охотничьи территории на севере стали болотистыми, влажными, малярийными, а трава поднялась выше головы человека. Охотиться при этом невозможно, и Шаса обратился к другой панацее – охоте за богатством.
Деньги обладали для Шасы бесконечным очарованием. Без подобной одержимости он не сумел бы накопить их столько, потому что для этого требовались редкие упорство и терпение. Те, у кого нет подобных качеств, утешают себя старыми банальностями: счастье-де не купишь, а деньги – корень всего зла. Как специалист, Шаса знал, что деньги сами по себе не добро и не зло, нравственные категории на них просто не распространяются. Он знал, что у денег нет совести, но в них заложен огромный потенциал и добра, и зла. Лишь хозяин денег делает выбор между добром и злом, и этот выбор называется властью.
Даже когда он считал, что полностью поглощен Китти Годольфин, его чутье не дремало. Шаса почти подсознательно отметил крошечные белые точки в глубинах атлантического Бенгуэльского течения. Не прошло и часа с тех пор, как Китти Годольфин исчезла из его жизни, а он уже ворвался в контору «Горно-финансовой компании Кортни» на главной улице Виндхука и принялся требовать цифры и документы, звонить по телефону, приглашать юристов и бухгалтеров, обращаться за услугами к тем, кто занимал высокие посты в правительстве, приказывать подчиненным перерыть архивы регистратур и местных газет, собирать орудия своего ремесла: факты, цифры и влияние, и счастливо забываться в них, как курильщик опиума со своей трубкой.