«Там должен быть еще кто-то, — подумала Елена. — Девочка с волосами, такими же светлыми, как у нее самой».
Но как она ни старалась, не смогла вспомнить имени ребенка.
Там были еще две девушки, которые стояли, обнявшись, и были окружены полицейскими. Их она помнила. Невысокая рыжеволосая плакала — это была Бонни. Высокая, с копной темных волос, — Мередит.
— Но ее там нет, — сказала Бонни полицейскому сквозь слезы.
Ее голос дрожал на грани истерики.
— Мы видели, как Стефан вытащил ее. Я ведь говорила уже вам всем.
— И вы оставили его здесь с ней?
— Мы должны были. Ураган усилился, и приближалось что-то еще.
— Впрочем, это не имеет значения, — прорвало Мередит.
Она казалась лишь немного спокойней Бонни.
— Стефан сказал, если ему нужно будет уйти, то он оставит ее под деревьями ивы.
— И где сейчас Стефан? — спросил другой полицейский.
— Мы не знаем. Мы вернулись, чтобы помочь ей. Вероятно, он пошел за нами. Но что касается того, что случилось с Еленой…
Бонни отвернулась и уткнулась лицом в плече Мередит.
«Они беспокоятся обо мне, — поняла Елена. — Какие они глупые. Так или иначе, сейчас все прояснится».
Она двинулась к людям, но Дамон удержал ее. Девушка удивленно посмотрела на него.
— Только не это. Выбирай, хочешь ли ты втянуть их во все это, — сказал он.
— Втянуть во что?
— Это пища, Елена. Ты теперь охотник. Это — твоя добыча.
Елена с сомнением нащупала языком клыки. Ничего из того, что она видела, не напоминало ей о еде. Однако раз Дамон сказал так, она была склонна ему верить.
— Как тебе угодно, — сказала она любезно.
Дамон отклонил голову назад и, сузив глаза, просматривал место действия, как будто эксперт оценивал известную картину.
— Хорошо, как на счет пары медсестер?
— Нет, — раздался голос из-за спины.
Дамон только посмотрел через плечо на Стефана.
— Почему нет?
— Потому, что здесь много свидетелей. Ей необходима кровь, но она не должна охотиться здесь.
Лицо Стефана выражало твердость и враждебность, в нем читалась решимость.
— Есть предложения? — спросил Дамон с иронией.
— Ты знаешь, что есть. Нужно найти кого-нибудь, кто сам захочет помочь, или кого можно убедить. Кто-то, кто сделал бы это для Елены и кто достаточно силен, чтобы принять это.
— И я так понимаю, что ты знаешь, где найти такой образец добродетели?
— Отведи ее в школу. Встретимся там, — сказал Стефан, и исчез.
Они пошли прочь от суеты, вспыхивающих огней, толпы людей. Когда они уходили, Елена заметила странную вещь: в середине реки, освещенный огнями, лежал автомобиль. Он лежал в воде, и только бампер торчал наружу.
«Неудачное место для парковки машины», — подумала Елена и последовала за Дамоном в лес.
К Стефану возвращались чувства.
Боль. Он думал, что уже не способен испытывать это чувство. Вытащив безжизненное тело Елены из мутной воды, он подумал, что ничего не сможет причинить ему настолько сильную боль.
Но он ошибся.
Юноша остановился и оперся здоровой рукой на ствол дерева, опустил голову вниз, стараясь дышать глубоко. Когда красная пелена тумана спала и взгляд прояснился, он пошел дальше, но горящая боль в его груди все не проходила.
«Перестань думать о ней», — сказал он себе, зная, что это было бесполезно.
Она жива. Означало ли это что-либо? Он думал, что больше никогда не сможет услышать ее голос снова, почувствовать ее прикосновения…
И теперь, когда она вновь прикоснулась к нему, то хотела убить его.
Он снова остановился, к горлу подступила тошнота.
Видеть ее такой было худшей испытанием, чем видеть ее, лежащей холодной и мертвой. Возможно, это было то, из-за чего Дамон позволил ему жить. Возможно, это было местью Дамона.
И возможно Стефан должен просто сделать то, что он планировал сделать после убийства Дамона. Дождаться рассвета, и снять серебряное кольцо, которое защищало его. В последний раз окунуться в пламенное объятие солнечных лучей, пока они не сожгли бы его плоть до костей и не остановили боль раз и навсегда.
Но он знал, что не сделает этого. Пока Елена будет жить в этом мире, он не оставит ее. Даже если она ненавидела его, даже если она охотилась на него. Он сделает что-нибудь, что сможет ее спасти.
Стефан двигался в обход к пансионату. Он должен был привести себя в порядок прежде, чем появиться на людях. В своей комнате, он смыл кровь с лица и шеи и осмотрел руку. Заживление уже началось, и, сконцентрировавшись, он мог ускорить этот процесс. Его Сила была на исходе; борьба с братом ослабила его. Это было очень плохо. Не потому что он боялся боли — ее он едва почувствовал, а потому, что должен оставаться сильным.