И тут же она подумала о том, что, несмотря ни на что, существует шанс, и даже серьезный, что она никогда его уже не увидит.
И в первый раз с момента похищения ей сделалось по-настоящему кисло.
Прокурор Теодор Шацкий подумал, что его пропавшая дочка была, похоже, чрезмерно вежливой, когда называла его «яростным». Слово ярость звучало благородно и достойно, сам же он, похоже, попросту очень легко заводился. Наверное, это не звучало столь красиво, зато более верно передавало состояние эмоций Шацкого, например, сейчас.
Прямо сейчас прокурор был на таком взводе, что ему хотелось схватить за голову сидящего перед ним Витольда Кивита и бить ею в разделявший их дубовый стол, пока кровь не начнет капать на пол. Прокурор чувствовал, что только лишь такой вид принес бы ему облегчение.
Поэтому, исключительно на всякий случай, он откинулся на спинку стула.
— Честное слово, мне очень жалко, что я не могу вам помочь, — в …надцатый раз повторил Кивит.
Шацкий покачал головой, словно ксёндз в исповедальне, готовящий детишек к первому причастию. Он глянул на висящие над камином украшенные часы. Половина десятого. Вот уже полчаса сидел он в оставшемся от немцев домике в Рыбаках[110] и пытался вытянуть из Витольда Кивита, кто же частично лишил того слуха. Безрезультатно. Хотя направляясь сюда, прокурор был свято уверен, что все это будет лишь формальностью.
За четыре часа перед прибытием Шацкого, Витольд Кивит, пятьдесят два года, как раз чистил зубы, когда к нему в двери постучал Ян Павел Берут. Печальный полицейский с довоенными усами разговаривать не желал. Он представился, пошел в ванную комнату, в которой все еще горел свет, и текла вода. Там, не обращая внимания на протесты Кивита, он приказал тому хорошенько прополоскать рот, а затем ваткой на длинной палочке — которая Кивиту крайне неприятно ассоциировалась с сованием чего-то в ухо — покопался у хозяина во рту. И, не говоря ни слова, вышел.
Через двадцать минут образец ДНК уже был у профессора Франкенштейна на Варшавской. Через полтора часа, около восьми, ученый позвонил Шацкому и сообщил, что ДНК Витольда Кивита соответствует ДНК мужского комплекта слуховых косточек, принадлежавших их скелету.
Таким вот образом прокурор Шацкий одержал первую в этот день победу. Он подтвердил, что дело Кивита, одно из мелких, несущественных делишек, которые велись прокуратурой, теперь связывается с его следствием. Чистая случайность, что дело лишившегося слуха предпринимателя вел именно Фальк, который обязан был сообщать патрону о всех своих начинаниях. В противном случае, он бы не имел о ней понятия, и никак не связал бы то, что таинственное искалечение связано со столь же таинственным появлением слуховых косточек в скелете Наймана.
У него появилась зацепка. И у него имелся свидетель, которого нужно было прижать. После чего, можно было начать действовать.
Во-первых, он договорился о беседе с Кивитом, угрожая уголовной ответственностью, когда тот начал протестовать. Во-вторых, он снабдил Берута необходимыми бумагами и выслал его в суд и в Ставгуду, чтобы организовать процессуальный эксперимент. Эксперимент, который должен был дать новую победу и очередную зацепку. В-третьих, через Эву Шарейну потребовал в свое распоряжение полицейский патрульный автомобиль. У него не было ни времени, ни сил на управление машиной, ни на стояние в пробках. Когда та выразила удивление, он умилостивил ее, расточая планы своих выступлений в роли пресс-атташе, говоря о том, как он продумал все дело и понял, что коммуникация иногда может стать важнейшим элементом следствия. Ведь удовлетворенное общество — это общество, всегда готовое предоставить помощь. Каким-то образом, Шацкому удалось сдержать рвоту вместе с этой ложью, и этой маленькой победой он тоже был ужасно доволен.
И, наконец, пользуясь своим положением патрона Фалька, он затребовал материалы дела Кивита. Дело он вспомнил довольно быстро: две недели назад скорая помощь привезла в больницу Витольда Кивита — пятьдесят два года, жена, двое сыновей, владелец фирмы, производящей брезентовые тенты, адрес проживания: Розовая аллея. Серьезное повреждение органа слуха указывало на участие посторонних лиц, потому больница известила полицию, в прокуратуре же дело поручили Фальку. Пострадавший, вопреки какому-либо здравому смыслу, утверждал, что увечье нанес себе сам, и не желал показывать на ответственных за случившееся. Из протокола допроса ничего не следовало, Кивит упрямо талдычил свою версию.