— А если мама плохо себя ведет, что случается тогда?
— Я не люблю крика.
— А не происходит ли что-то еще, когда папа с мамой нервничают? Такое, что тебе не нравится.
— Мне не нравится, когда кричат.
— А что еще тебе не нравится?
— Когда кусаются и толкаются. Мориц меня всегда толкает в садике.
— А дома тебя кто-нибудь толкает?
— Если я толкаю папу, тогда папа говорит, что толкаться нельзя.
— А папа с мамой толкаются?
— Ну ты чего? — мальчик рассмеялся. — Они же взрослые.
Аделя снова поглядела в сторону зеркала. Допросу конец.
Шацкий гадко выругался про себя.
— Могу ли я уже забрать ребенка, пан прокурор? — обратилась к нему Моника Найман сильным, уверенным голосом, таким не похожим на тот, который он слышал в ходе их первой встречи. — Или вы собираетесь посадить Петруся в КПЗ на три месяца, чтобы выдавить из пятилетнего ребенка ценные показания?
11:59:48:пульсации.
Техник остановил запись через несколько секунд, ровно с наступлением полудня, и зажег свет. Судья потянулась за своей сумочкой в знак того, что действие считает законченным. Шацкий не сделал ничего. Говоря откровенно, он понятия не имел, что мог бы сделать. И он чувствовал, что в окружающем воздухе маловато кислорода.
— И правда, — вдова Наймана никак не могла сдержаться, — я от всего сердца надеюсь на то, что у вас имеются какие-то другие способы схватить убийцу моего мужа, чем преследование пятилетнего сироты. Что вы на это?
Появление Адели защитило того от необходимости отвечать. Не говоря ни слова, прокурор повернулся в сторону дружелюбной комнаты, где маленький Найман безуспешно пытался починить сломанный карандаш. Какое-то время он боролся с точилкой, та поддалась, и мальчик вернулся к рисованию.
Когда мать забрала мальчишку, Шацкий в поисках кислорода очутился в коридоре, а поскольку никакой более существенной идеи не было, зашел в дружелюбную комнату. Внутри было душно, пахло пыльным напольным покрытием, потом пятилетнего ребенка и тонкими цветочными духами Адели, слишком даже тонкими для ее решительной личности и для этого времени года.
И Шацкому сделалось нехорошо, по-настоящему нехорошо, словно бы еще немного, и он потеряет сознание. Прокурор присел на голубой стульчик и инстинктивно стал просматривать рисунки пацана, которые Аделя собрала с пола и положила на столик.
Домик, тучки, солнышко, счастливое семейство. Какой же провал!
Счастливое семейство. Нечто такое, чего у него, возможно, уже никогда не будет.
Голова сделалась ужасно тяжелой, Шацкий положил локти на столик, лоб опустил на скрещенные пальцы. Крупный мужик в сером костюме и черном пальто, сгорбившийся так, что чуть ли не переломавшийся наполовину, втиснутый в пластиковый предмет мебели, предназначенный для дошкольников. Шацкий прекрасно отдавал себе отчет в том, как все это выглядит, но силы, чтобы подняться, просто не было.
Перед самым носом был рисунок маленького Петра Наймана, даже довольно радостный в своих пастельных цветах. Нарисованное Аделей солнце было красивым и симметричным, остальные элементы несли черты дошкольного рисования. Оранжевые тучки больше походили на лужи, чем на облака. Деревья состояли в одинаковой степени из коричневого ствола и зеленой кроны: двухцветные прямоугольники. Домик, широкий и приземистый, до боли походил на недвижимость Найманов в Ставигудах. А перед домом вся семья: мама, папа, сынок.
И еще одна женщина, держащая сынка за руку.
Шацкий резко выпрямился.
Пятилетний Найман уже мог ухватить важнейшие черты фигуры. У него самого были коричневые волосы и коричневые глаза. И какая-то синенькая одежка, может быть, любимая рубашечка. Рядом стояли родители. Покойного Наймана можно было распознать по лысине, черным бровям и по тому, что на руке не хватало двух пальцев. Для ребенка это должно было представлять важную отличительную черту. Найман держал на поводке удивительного, угловатого пса без головы и красного цвета, Шацкий какое-то время всматривался в монстра, пока до него не дошло, что это чемодан на колесиках. Папа-путешественник, все понятно. Мамаша Найман была худенькая, волосы коричневые, на ней было зеленое платье, в руке она держала букет цветов. Может быть она любит цветы? Или копаться в земле в их садике? Мальчонка ухватил даже то, что мама чуточку выше папы.
Папа и мама Найманы не держались за руки, хотя стояли рядом друг с другом. Мама и папа. Отец не держал за руку стоящего рядом мальчика, впрочем, от сына его отделал красный чемодан. Маленький Петр стоял по другую сторону от чемодана и держал за руку женщину, взрослую, хотя и не такую высокую, как его мать. У женщины черным карандашом были нарисованы длинные волосы, темно-синие глаза, карикатурно громадные, глаза, собственно, занимали все ее лицо. Это производило довольно жуткое впечатление. На ней было длинное платье того же цвета.