Прокурор осторожно перешел на другую сторону улицы и подумал, что им обязательно нужно будет переехать. Во-первых, до неприятности извращенным был факт, что он живет прямо напротив места работы. Как когда-то тщательно подсчитал — в тридцати девяти шагах. По дороге у него не было времени остыть, успокоить мысли, переключиться на домашний режим. Во-вторых, он терпеть не мог вот эту мрачную, оставшуюся от немцев виллу, в прошлом, дом директора частной гинекологической клиники, находящуюся по другую сторону забора, сейчас — Дом молодежи. К сожалению, директору хотелось быть человеком современным, и вместо нормальной хаты он поставил тяжелый параллелепипед, модернистское чудище, монументальное настолько, насколько может быть монументальным односемейный дом. Достаточно сказать, что вместо традиционной балюстрады у входных ступеней здесь имелась колоннада под крышей. Шпацкий, вывешивая недавно флаг на День Независимости, шутил, что соседям следовало бы нанять человека, который стоял бы у входа по стойке смирно, держа в руках зажженный факел.
Опять же, в последнее время Шацкому на самом деле нужны были эти несколько минут, чтобы психологически приготовиться к тому, что его ожидало. Потому он решил чуточку потянуть время и, вместо того, чтобы сразу же зайти в дом, обошел виллу, прошел сквозь обледеневший сад и заглянул в кухню, стараясь встать за пределами падающего из окна света. В своем пальто и с папкой в руке он походил на какого-то подглядывающего в окна извращенца семидесятых годов.
Естественно, и большая оскорбленная вредина и малая оскорбленная вредина замечательно развлекались вместе, что он давно уже заметил. Большая вредина рисовала что-то на громадном листе ватмана, наверняка размещение гостей на очередной свадьбе. Малая сидела на высоком табурете, болтала ногами и увлеченно рассказывала о чем-то, размахивая руками. Большая, заинтересовавшись, поднимала голову, потом смеялась.
— Богомолки хреновы,[17] — шепнул Шацкий.
В Ольштыне он жил уже больше двух лет, с Женей встречался немногим меньше, вот уже более года они жили вместе. Его первая серьезная связь с момента расставания с Вероникой более шести лет назад. Хорошая связь, удачная, клевая. Он даже не боялся применить слово: счастливая.
Несмотря на различные помехи и мелкие пертурбации, ему удавалось договариваться и с Хелькой, которая приезжала к ним то ненадолго, то на подольше. Шацкий очень осторожно привыкал к мысли, что, возможно, у него еще будет нормальная жизнь, что за все эти долгие годы вовсе не было столь очевидным.
Потому, когда великий сценарист решал устроить поворот в сюжете, Шацкий чувствовал, скорее, возбуждение, чем беспокойство. Муж Вероники получил стипендию в политехническом институте Сингапура, она же решила устроить себе приключение всей жизни. Параллельно с этим Вероника посчитала, что раз ее накачанная гормонами доченька завершила гимназию, то новую образовательную ступень можно будет объединить с укреплением отношений с отцом. Сам он отреагировал на это предложение с энтузиазмом, на что его бывшая жена вначале долго молчала, после чего рассмеялась тяжким, горьким смехом опытной женщины.
И так вот под конец августа он привез заплаканную, пережившую различные стадии истерики Елену Шацкую в Ольштын, чтобы здесь она могла получать образование во Втором общеобразовательном лицее, не обладающем столь живописным зданием, как учебное заведение Виктории Сендровской, зато гордящимся званием лучшей школы во всем воеводстве. Хеля, естественно, выкопала злорадные «правильные» рейтинги, чтобы показать отцу, что «лучший» в Вармии и на Мазурах означает восемьдесят второе место по всей Польше, а перед легендарной и лелеемой здесь «двойкой» поместилось ровно двадцать пять варшавских лицеев.
А потом все уже было только хуже.
Две женщины его жизни превратились в большую оскорбленную мегеру и малую оскорбленную мегеру. Функционирующие весьма нормально, пока он не появлялся в поле зрения, и вот тогда они начинали сражаться за его виды, словно Юстына Ковальчик и Марит Бьёрген[18] за метры снежной дорожки. Шацкий понимал, что это он где-то делает не так, вот только понятия не имел — что. И в этой эмоциональной ловушке был совершенно беспомощен.
Тут у него онемела нога. Прокурор сменил позу, и тут случилось то, что и должно было случиться: пару секунд он еще вытанцовывал на месте, после чего рухнул на замороженные кусты роз.
Окно кухни тут же приоткрылось.
— Ежи? — спросила перепуганная Женя.
Ежи когда-то был мужем Жени, после развода постоянно ее преследовал, его за это даже ненадолго забирали в полицию.
18
Юстына Кова́льчик (польск.
Ма́рит Бьёрген (норв.