— Ты сама собирала их?
— Во мне есть нечто такое, что люди желают меня слушать.
— Замечательный дар, — Шацкий не мог скрыть иронии. — А что во всем этом делаю я? И, прежде всего, какую роль играет моя дочь?
— Как ты наверняка догадываешься, в этой истории важную роль сыграл некий прокурор. А если точнее, пани прокурор. Первый человек, у которого моя мать решила поискать помощи. И ты наверняка уже знаешь, каким будет продолжение, о таком частенько пишут в газетах. Эта ничем особенным не отличалась. Вроде как пани прокурор была благожелательной, но вместо того, чтобы задействовать процедуры, она уговаривала мать договориться с мужем, понятно дело, за пределами судебного зала. У матери началась истерика, на что эта глупая пизда с юридическим дипломом начала ее пугать, что может назначить психиатрические исследования. Понятное дело, она имела в виду мать, а не отца. Это чтобы проверить, а не выдумывает ли та все, и вообще — нормальна она или нет. Моя мать была дурой, но не настолько, чтобы не знать, что подобного рода исследования в ходе дела о разводе будут свидетельствовать против нее. И она отступила. Выдержала год, со следами побоев она попала к той же прокурорше. Та не отослала ее снять побои, а только заставила пойти умыться и вдалбливала, что это она сама агрессивна, что не способна сдержать эмоций, раз провоцирует дома скандалы. А потом вообще прикрыла дело, потому что отец дал показания, что да, стукнул, потому что защищался, когда мать трахнула его утюгом.
— И что же случилось с пани прокурор?
Снова колебание.
— Она погибла в дорожной аварии. Когда я узнала об этом, то чуть не поверила в высшую силу.
Старинный следовательский навык заставил Шацкого заметить про себя, что у Сендровской должны иметься ходы в органы следствия. То ли в полиции, то ли в прокуратуре.
— Но была не только она одна. Недавно, благодаря одному из моих приятелей, я просмотрела материалы дела моей матери. Еще две прокурорши, несколько полицейских. Всего помощи она искала более десятка раз, веря, что система ей поможет. А систем призала ей идти к чертовой матери.
Вдруг до Шацкого дошло, что Виктория говорит ему между строк, и не мог в это поверить.
— И что? Я должен быть какой-то жертвой- заместителем? Платить за ошибки некомпетентного и бесчувственного правосудия? Девонька, ты что, совсем чокнулась?
Та не ответила. Вообще не отреагировала. Только молча и печально глядела на него. Быть может, если бы он не был такой обессиленный и эмоционально исчерпанный, тогда, возможно, он почувствовал бы фальшь всей сцены и всей ситуации. По крайней мере, именно так он объяснил это себе впоследствии. Но он был ужасно уставшим. Инстинкт, который в обычных условиях отвесил бы ему мощного пинка, сейчас еле-еле его уколол. Шацкий почувствовал лишь комариный укус и тут же на него плюнул.
Увы.
— На первый взгляд ты вроде как кажешься исключительной, — холодным тоном произнес прокурор. — Но, по сути своей, ты ничем не отличаешься от всех тех уебков, которых я допрашиваю уже два десятка лет. Тебе нравятся смерть, боль и страдания, потому что в твоих мозгах что-то не контачит. И к этому всему приспосабливаешь идеологию, благодаря которой в собственных глазах превращаешься в демонического гения, мстителя из фильмов класса В. А на самом деле ты гадкая, испорченная девица, которая всю оставшуюся жизнь проведет в Грудзёндзе.[141] А там, уже через неделю ты поймешь, что никакой романтики там нет и не быть не может. А имеется теснота, вонь и паршивая еда. А прежде всего — невообразимая, бесконечная скука.
И он демонстративно зевнул.
— В отличие от тебя, я вершу правосудие, — рявкнула девица, в глазах у нее загорелись огоньки.
141
В Грудзёндзе (польск. Grudziądz), Грауденц (нем. Graudenz) — город в Польше, входит в Куявско-Поморское воеводство, занимает площадь 58,70 км²., население 99 578 человек (на 2006 год)) располагается известная на всю страну женская тюрьма (о ней можно почитать здесь: http://index.org.ru/journal/18/18-alpern-2.html)