Мужчина под шестьдесят, похожий на магистратского чиновника, поздоровался, представился и уселся напротив.
— Уважаемый пан, — обратился он к Шацкому. — Меня зовут Тадеуш Смачек, я заместитель директора Городского Управления Дорогами и Мостами, ответственный за транспортное сообщение в городе Ольштын. И я хотел бы подать сообщение о совершении преступления, подпадающее под статью двести двенадцать Уголовного кодекса.
Прокурор Теодор Шацкий замер. Первой его мыслью было: один черт он пойдет сидеть за убийство. Если к нему прибавить еще и второе, какая разница. Он имел его, имел перед собой, один на один — а этот гад ничего не подозревал и был совершенно беззащитным. Опять же, опыт в том, чтобы задушить человека, у него уже имелся.
— А чьи личностные ценности[151] вы нарушили? — спросил он.
— Не понял?
— Двести двенадцатая статья уголовного кодекса определяет наказания за нарушение личностных ценностей, другими словами, за оскорбление. Так кого вы обидели?
— Вы смеетесь? Это меня оскорбили.
Прокурор Теодор Шацкий усмехнулся. Он не мог представить настолько изысканного оскорбления, чтобы оно могло и вправду обидеть директора Смачека.
— И как же? — спросил он, не умея скрыть любопытства.
Мужчина вытащил из дипломата бумажную папку, на которой большими буквами было каллиграфически выведено слово «ПРОЦЕСС», так старательно, словно речь шла, как минимум, о рукописи романа Франца Кафки.
— Так вот, мой начальник, пан президент,[152] получил письмо от некоего гражданина, по счастью подписанный именем и фамилией, что должно облегчить вам работу. Письмо передаю вам целости, позволю себе лишь процитировать наиболее оскорбительные фрагменты, касающиеся моей личности.
Смачек вопросительно поглядел на Шацкого над краешком очков. Прокурор выполнил поощряющий жест рукой, хотя он никак не мог поверить в то, что все это происходит на самом деле. Так вот как оно бывает: прощаться с должностью после двух десятков лет работы, ужас…
— Цитирую: я вижу, что на этой должности, то есть, моей, — прокомментировал Смачек, — вы предоставили работу невежде, поэтому предлагаю трудоустроить человека разумного, который бы хоть немного улучшил движение на дорогах нашего города.
Шацкий находился под впечатлением.
Он в жизни не мог представить, что письмо по данной проблеме можно было бы написать столь вежливо. Сам он начал бы с оскорблений, потом перешел бы к перечню предлагаемых пыток, а закончил бы уже наказуемыми угрозами. Тем временем, автор письма к президенту являл себя варминьским Далай-ламой, мастером гражданского дзен-буддизма.
— Мне кажется, что даже в средней степени расторопный водитель, — продолжал цитировать Смачек, — если дать ему возможность проехаться по улицам города, способен так отрегулировать дорожное движение, в особенности, сигналы светофоров, которые стоят там где следует и где не следует, так что нет потребности устраивать на работу… — Лектор сделал драматическую паузу и жестом обвинителя поднял палец, после чего, уже на тон выше, продолжил: — псевдоспециалиста, который лишь создает очередные помехи, чтобы нам год от года хуже ездилось.
Тадеуш Смачек положил спрятал листок.
— Как я уже говорил, это только фрагменты.
Шацкий мог его попросту выбросить за двери, но потом вспомнил о всей своей испорченной крови, вскипающей на многочисленных ольштынских перекрестках.
— Бетонмен всегда передает вам свою корреспонденцию?
— Что? Прошу прощения, я, кажется, не понимаю.
— Бетонмен. Как Спайдермен или Бетмен. Хоть на столько вы английский язык понимаете? Человек — летучая мышь, человек — паук, человек — бетон. Похоже, ясно. В Ольштыне так называют вашего начальника.
— Вы оскорбляете президента, избранного в ходе демократических выборов.
— С чего вы взяли? Наверняка это замечательный человек, я лично желаю ему здоровья, счастья и всяческой удачи. Оскорбляю я только лишь его компетенцию и его вкус. Осорбляю его веру в бетонирование, цементирование, асфальтирование и плиткоукладывание. Лично я приезжий, так что мне на все это глубоко… опять же… — тут он замялся, — я и так выезжаю. Но вот остающихся здесь людей мне жаль. Этот город со времен войны последовательно уродуется, уничтожается и превращается в какой-то чудовищную, урбанистически-архитектурную сточную канаву. И это вы его приканчиваете.
151
Личностные ценности (dobra osobiste). Из польской Википедии: «Представители науки о праве согласгы с тем, что точного и исчерпывающего определения этих ценностей сформулировать нельзя, поскольку правовая конструкция этих ценностей ссылается к моральным соотношениям, которые могут оцениваться по-разному, и которые могут подлегать изменениям. Чаще всего в судебных процессах указываемыми личностными ценностями являются доброе имя и достоинство человека, которые складываются в понятие «части». Гражданское право в понятие «личностных ценностей» включает: здоровье, свободу, честь, свободу совести, имя или псевдоним, тайну корреспонденции, неприкасаемость жилища, научное, художественное, изобретательское творчество… (…) Следует заметить, что под влиянием решений судов и доктрины права, перечень личностных ценностей расширяется. Сейчас к ним прибавились: право на приватность, право на спокойствие (свободу от страха), право на то, чтобы человека оставили в покое…»
152
Уважаемый читатель, вы, естественно, понимаете, что здесь имеется в виду президент города, а не государства или, не дай бог, компании. Городской президент в Польше — должность главы администрации крупных и средних городов, с населением, как правило, от 100000 (или 50000 до 1990 года) человек.