— И за неделю они способны съесть человека до сухих костей? — задал прокурор вопрос, опасаясь того, что до конца дня придется выслушивать лекцию по энтомологии.
— Теоретически — так, но для этого придется потрудиться. Lucilia откладывает в падаль около сотни яичек, из которых через несколько часов выходят всепожирающие личинки. Но, прежде чем эти личинки превратятся в мух, пройдет десять дней. Так что, если времени у нас мало, с самого начала необходимо иметь много насекомых.
Воображение Шацкого переключило это сообщение на практический язык криминалистики.
— К примеру, месяцем ранее забрасываем куда-нибудь шмат свиньи, ожидаем, чтобы слетелись мухи, и ждем, чтобы поколения сменились дважды, в случае необходимости подбрасывая мясца. Математика простая. Даже если предположить смертность на уровне пятидесяти процентов, для начала хватит десятка мух, чтобы в следующем поколении иметь пятьсот, а в следующем — двадцать пять тысяч.
— Так точно. Если потом подкинем туда же людские останки, пожирать их станет несколько десятков тысяч личинок; этого достаточно, чтобы привести все в порядок за несколько дней. В этот резервуар, — Ягелло показала на стальной котелок, — вчера попало кило телятины с косточкой и десять мух.
Тут она прервала свое изложение, заметив выражение на лице гостя. Шацкий надеялся на то, что среди многочисленных талантов пани Ягелло нет телепатии, потому что как раз представлял, как та вместе с профессором охотится возле лесного паркинга на падальниц зеленых обыкновенных, ползая на четвереньках вокруг громадной кучи дерьма, оставленного питающимся исключительно колбасой шофером большегрузной машины.
— Мы предположили, — продолжила девушка через какое-то время, — что если кто-то не побоялся трудов, то позаботился и о соответственном климате. Чем выше влажность и температура, тем больше шансов на выживание яичек, тем более жизнеспособные личинки из них вылупятся. Поэтому, в этом котелке мы поддерживаем способствующие условия. Прошу вас поглядеть на эффект по прошествии буквально нескольких часов.
Ягелло отвернула барашки на крышке и кивнула прокурору. Тот подошел без особой охоты — он терпеть не мог всяких червяков с мухами. Ассистентка открыла крышку, изнутри тут же выползла жирная, с лоснящимся зеленью телом муха, выглядела она ужасно усталой. Она вроде бы пробовала улететь, но упала на столешницу возле котелка, потом пьяно отряхнулась и поползла дальше. В тот же самый миг ее настигла свернутая газета. Шацкий вздрогнул, подобного он никак не ожидал.
— Королева-матка нам уже не понадобится, — холодно информировал Франкенштейн, убирая газету. На столешнице осталось мокрое пятно.
Шацкий наклонился над котелком и задержал дыхание, только ужасный смрад порченого мяса и так атаковал все его обонятельные рецепторы, желудок подкатил к горлу. Внутри сосуда все пульсировало жизнью. Сотни сероватых личинок вились в безумном танце, как будто сражаясь за доступ к падали; результат был таков, что торчащая из мяса белая кость дрожала, словно в конвульсиях. Все это в результате было и вправду отвратительным.
Ягелло сунула руку в самую глубину, халат поехал вверх по плечу, но не открыл никакого другого фрагмента гардероба. С блеском любопытства в глазах ассистентка забралась в самый клубок личинок и вытащила телятину, второй рукой отряхнула мясо от жирных червяков. Один очутился на пиджаке Шацкого. Прокурор сбил «организм» ногтем.
— Ну, и как вы считаете? — спросила девушка.
— Если кто-то и вправду потрудился и вырастил в какой-то яме стада мух, в чем лично я сомневаюсь, то все так и может быть. Из килограмма телятины мало чего осталось. — И действительно, с кости свисали лишь жалкие ошметки мяса. — А что думаете вы?