— Все ответы находятся в прошлом Наймана, — сказал он в конце.
— Возможно, не в этом случае, — ответил на это Фальк.
Шацкий вопросительно глянул на асессора.
— Понимаю, что это выстрел на слишком дальнюю дистанцию, но покойник вел бюро путешествий. Или агентство; так или иначе, он высылал людей в поездки.
— Серьезно? Вы считаете, будто бы кто-то растворил его в щелочи, потому что поехал в Таиланд, а там в гостинице окна выходили на свалку, а не на бассейн с девицами-подростками в бикини?
Фальк напрягся, явно оскорбленный ироничным тоном своего патрона.
— Я считаю, что в экзотических райских местечках происходят странные вещи. Люди подхватывают страшные болезни, дети теряются в джунглях, всякое случается. Могу представить такую вот ситуацию: ребенок получает отравление, поскольку гостиница находится на заднем дворе фабрики удобрений. После возвращения клиент требует компенсации, ему нужны деньги, чтобы лечить ребенка в Швейцарии. Бюро отказывает, клиент, по причине показаний Наймана, дело в суде проигрывает, ребенок после длительной болезни умирает. Это к примеру.
Шацкий скривился.
— Слишком надумано.
Эдмунд Фальк поправил манжеты сорочки, чтобы те выступали из рукавов пиджака на предписанный один сантиметр. С этим жестом было как с зеванием: поэтому Шацкий тут же поправил и свои, которые выступали на сантиметр длиннее, поскольку были с запонками. Действительно, и король и королевич жмуров меру перебрали.
— Надумано, — согласился асессор. — Но его профессия была настолько небанальной, что стоило бы проверить и надуманное. Экзотика, выезды, масса контактов, много случайных личностей.
Шацкий пожал плечами, и они вернулись к своим занятиям. Фальк, словно секретарша, молотил по клавишам своего ноутбука. Шацкий заполнил несколько квитанций и ожидал приезда супруги Наймана, пялясь в черно-зеленую дыру за окном, убивая время размышлениями. С изумлением он отметил, что испытывает беспокойство. Не только возбуждение, вызванное интересным следствием, но и беспокойство. То ли чертова варминьская погода так действует на его психику, то ли он совершает какую-то ошибку.
Вроде бы как все и сходилось, вроде бы как все их версии были логичными, и преступник обязан был соответствовать одной из них. Вроде как. Преступление обладает неким внутренним порядком, своей гармонией, которую можно сравнить с хорошо написанной симфонией. Следствие походило на нахождение очередных музыкантов и экспозицию их на сцене. Поначалу имеется всего лишь одна флейта, отзывающаяся один раз в пять минут, и ничего из этого не следует. Потом приходит очередь, допустим, альта, фагота и валторны. Они играют свои партии, но очень долго слышен лишь невыносимый шум. В конце концов, появляется некая мелодия, но лишь обнаружение всех элементов, нахождение всех ста музыкантов и назначение дирижера — только это приводит к тому, что правда начинает звучать так, что у слушателей мурашки по коже бегают. Здесь имелось всего лишь несколько элементов, какая-то кучка музыкантов, глядящих один на другого исподлобья, но уже что-то не играло. Что-то уже звучало паршиво, как будто бы фаготиста заменил его брат-близнец, по профессии лесоруб, и вот теперь он либо делает вид, что дует, либо фальшивит. И на данном этапе это вроде как и не имеет значения — балаган и только, но все же в ушах как-то и режет.
Неожиданно Шацкий почувствовал, что ему ужасно хочется спать. Подобное в это время дня случалось с ним все чаще, с каждым очередным днем рождения он все больше жалел, что в Польше нет традиции сиесты. Опять же, вид за окном совершенно не побуждал к действию, строительные машины двигались в тумане на дне черно-зеленой дыры словно некие создания на дне океана: лениво, с достоинством, с крайне усыпляющим эффектом для зрителя.
— А чем бы вы вообще хотели заниматься в прокуратуре? — неожиданно спросил Шацкий Фалька, чтобы вырвать себя из сонливости. Неожиданно даже для самого себя, но было уже поздно аннулировать висящий в воздухе вопрос.
Асессор застыл с пальцами на клавиатуре. Он выглядел не сколько таким, кого застали врасплох, сколько разочарованным тем, что Шацкому захотелось поиграть в болтовню, словно какой-то представитель офисного планктона, которому надоело перемешивать кофе в чашке. Оба казались в одинаковой мере смущенными ситуацией. Шацкий ожидал, когда же Фальк произнесет «ОПГ»,[51] поскольку всякий асессор желал преследовать крупных, страшных мафиози, которые в багажниках машин никогда не возили чемоданчиков с подштаниками и дрова для каминов, а только лишь трупы, автоматы или же наркотики в оптовых количествах.
51
Шацкий ожидал, что Фальк произнесет «pezety» от PZ = przestępczość zorganizowana, «организованная преступность». Пришлось перевести: ОПГ = организованная преступная группа — Прим. перевод.