— А перед тем?
— Чем-то пах, когда я проходила мимо него в магазине.
— Вот не знаю, как ты это делаешь, но это просто штучка какая-то, ты же меня не слушаешь вообще.
— Слушаешь вообще.
— Ха-ха-ха, благодарю. — Женя поцеловала его в губы. — Ой, давно уже хотелось повыступать. А у нас в последнее время — только секс глухонемых, если вообще хоть какой-то.
— Мне не хотелось бы, чтобы… ну ты же понимаешь… — сделал Шацкий неопределенный жест рукой.
— Ну да, конечно же, ты прав, было бы ужасно, если бы твоя дочка узнала, что ее отец занимается сексом.
— Давай не будем говорить про Хелю и про секс, когда вот так вот стоим, — указал он на стоящую в чем мать родила Женю и на собственный член, болтающийся под рубашкой в том же ритме, что и галстук.
Женщина недоверчиво покачала головой и направилась в ванную.
— Ты боишься ее, даже когда ее нет. А это уже патология.
Шацкий почувствовал, как нарастает в нем раздражение. Снова что-то не так.
— Начинается. Ты не можешь ревновать к моей дочери.
— Может, не стоит говорить о ревности и твоей дочери, когда мы стоим вот так, — поддела его Женя.
Шацкий посчитал про себя от пяти до нуля. С какого-то времени он уже обещал себе предлагать какие-то конструктивные решения, прежде чем начинать злиться.
— Если ты считаешь, что в наших отношениях что-то не складывается, — медленно, подбирая слова, произнес он, — то, возможно, нам всем стоит сесть и поговорить об этом.
— И как ты это себе представляешь? Ты признаешь ее правоту еще до того, как она откроет рот. Она же будет смущена тем, как легко можно тобой манипулировать. А кроме того, у меня к Елене нет никаких претензий, это нормальная, умная девушка.
— То есть, к кому-то претензии у тебя все же имеются? — совершенно не в тему спросил Шацкий.
Женя приподняла бровь в фирменном жесте. По-настоящему высоко; Шацкий подумал, что это, должно быть, вопрос тренировки соответствующих мышц головы.
— Ну, не знаю, курва, а ты как считаешь?
Женя очень легко употребляла мат; Шацкий считал это очень милым в ней.
Женя завернула в спальню и подбоченилась, нацелив в Шацкого небольшие остроконечные грудки в качестве дополнительного аргумента.
— Ты поступаешь в отношении нее очень плохо, Тео. Ты относишься к ней, словно к ребенку, потому что у тебя нет ни малейшей идеи в плане отношений взрослого отца с взрослой дочерью. У нее ее тоже нет, но она и не обязана. Сейчас она дезориентирована и, не имея понятия, как себя повести, просто-напросто пользуется твоей слабостью. Но, чтобы было ясно, я ее и не виню. Мне об этом неприятно говорить, Тео, но то время, когда она была нуждавшейся в отце девочкой, уже прошло. Я понимаю, тебе это неприятно, тогда у тебя в голове было совсем иное, только… что упало, то пропало.
Шацкий ничего не сказал. Во-первых, не хотелось взорваться, а во-вторых, он знал, что Женя права. Что ему нужно было сделать? Он любил Хелю, хотел, чтобы ей было только хорошо. Да, он допускал мысль, что балует дочку, поскольку этим глушит угрызения совести после расставания с Вероникой.
— И чтобы было ясно, — прибавила Женя. — Чтобы ты не считал, будто это как-то связано с твоим разводом, бла-бла-бла, психологические бредни из ящичка для плачущих над собою. Хрен это, а не правда. Твоя дочка храбрая, современная, сильная и уверенная в себе. Ты же оскорбляешь ее, ничего не требуя и относясь к ней, словно к любимой доченьке. Ты делаешь то же самое, что и твой сексистский отец, что и твой сексистский дед. Ты боишься красивых женщин и пытаешься втиснуть дочь в форму, которая ей совершенно чужда.
— Откуда ты знаешь, что мои отец и дед были сексистами?
Женя глянула на него и хрипло расхохоталась, и смех ее был более громким, чем недавние стоны.
Проснулся он точно так же, как и всегда. Без того, чтобы ворочаться с боку на бок, без досыпа, без раздумий над тем, а может еще чуточку полежать или пора браться за дело. Просто-напросто открыл глаза, обнаружил, что уже светло, и тут же встал, словно бы не хотел уронить ни мгновения нового дня.
Спальня была пустой, такое редко случалось в это время, но случалось. Он вышел в коридор, огляделся. В доме было тихо, он не слышал суеты, не слышно было и радио с телевизором. Ему хотелось пойти в туалет, но вместо этого остановился у ведущих вниз ступенек и засомневался. Он глядел вниз, размышляя над тем, то ли позвать кого-то, то ли незаметненько спуститься и поглядеть, а что там происходит внизу. Десяток с лишним деревянных ступеней искушал. И он решил тихонечко спуститься.