Он кивнул еще раз в сторону пригорюнившегося Ильи. Сергей мигом перетащил несчастного страдальца поближе к креслу брата. Илья обнял ноги Михаила, прижался к его коленям лицом и жалобно заплакал.
– Итак, договорим! – не обращая внимания на душераздирающую сцену, продолжил Тропинин. – Налицо ситуация, в которой нарушен паритет наших рабочих отношений. Лично меня такое положение дел не устраивает. Ситуация глупая и настолько безнравственная, что вам придется очень постараться найти из нее выход. Что-то мне подсказывает – теперь даже эти деньги вам не помогут. Вы оказались в очень сложном положении и сами того не осознаете, что вокруг вас происходит. Так что поверьте, будет только лучше, если вы сейчас перестанете выпендриваться и начнете слушать. Мое терпение не безгранично, а вы и так уже зашли слишком далеко.
– Если вам не нужны деньги, – злобно шипя, перебил его Михаил, – тогда чего же вы от нас еще хотите?
– Наконец-то вопрос по существу.
Тропинин подошел к нему вплотную, снял очки и испытующе посмотрел в глаза.
– Я пришел предъявить свои права!
Какие-то мгновения ошарашенный Михаил пытался выдержать его холодный, как сталь, взгляд, но потом смутился и потупил глаза.
– Вы целиком и полностью принадлежите мне! – презрительно продолжил Тропинин. – Проект «Картина Жизни» – мой бизнес, и я вложил в него очень много денег. Я хочу, чтобы вы это поняли, и, поверьте, будет лучше, если вы осознаете свое положение. Есть единственное объяснение этой нелепой ситуации – информационный вакуум, в который вас погрузила галерея. Как видно, от долгого пребывания в сытой изоляции у вас сложилось неправильное представление об окружающей действительности, вы начали делать ошибочные выводы и самостоятельно строить далеко идущие планы. Это и есть ваше главное заблуждение и нелепая ошибка.
Михаил покачал головой и бесстрашно усмехнулся.
– Вам что-то кажется забавным? – грозно сверкнул глазами Тропинин.
– Вы можете забрать все наши картины, и даже деньги, можете бить нас, но мы вам не принадлежим. Такого уговора не было.
– Как физические лица вы никого не интересуете. Но как художественный проект – вы собственность моей компании. Все очень просто, мы искали художников и выбрали вас. На вашем месте мог быть кто угодно – просто воля случая. Единственное, что требовалось, – скромные художественные способности, отсутствие родственников и умение не болтать лишнего. И что же? Прошло совсем немного времени, и вас засыпали деньгами, вы жрете, пьете, вам возят шлюх, казалось бы, что таким скобарям еще надо? Оказывается, вот что – вам захотелось славы!
– Да пошли вы! Не имеете права…
Стоявший сзади кресла Сергей съездил художника по уху, и Михаил утих.
– Права? – бешено округляя глаза, закричал Тропинин. – Ты жалкая кучка дерьма! Сидишь в моем кресле, в моем доме, живешь, питаешься и дышишь за мой счет и еще набираешься наглости толковать о моих правах? Ты действительно безмозглое существо, если думал, что я не знаю о вашей переписке.
Михаил вздрогнул от неожиданности и растерянно заморгал.
– Ваш электронный адрес висит на моем сервере, а в каждой комнате этого дома стоят камеры. Я знаю все, даже то, чем вы ходите в туалет, когда обожретесь валютных деликатесов. Это мой бизнес, и я имею на вас все права! Я создал вас теми, кто вы есть, и жаль, что ты не понял правил игры. Вы – пешки на моей доске, а ваша американская королева – бита! Понятно?
– Мы завтра же уезжаем отсюда! – крикнул Михаил.
– Миша, не надо! – взмолился в ужасе Илья.
– Заткнись! – грубо оборвал его брат.
– Завтра или послезавтра – уже не важно, – веско заявил Тропинин. – Вы уедете отсюда только после того, как я разрешу вам убраться, а единственное условие, при котором я вас отпущу, – процент с каждой продажи. Кроме того, я должен стать вашим единственным представителем в Америке. Вот, собственно, и все, что я хотел вам сообщить, пока вы не наделали еще больших глупостей, подписывая разные бумаги со своей заморской старушкой.
– Ах вот оно что? – саркастически заулыбался Михаил. – Вы будете нашим представителем и будете получать наши деньги! Неплохо. Ну спасибо, отец родной, прямо благодетель! А вам не кажется, что мы и сами сможем продать свои картины? А вам не кажется…
Сергей снова шлепнул его по лицу. Удар был несильный, тем не менее Михаил едва не слетел с кресла и с глухим стоном схватился за вспухшее ухо. Тропинин покачал головой и какое-то время молча разглядывал маленького человека. Нагнувшись к нему пониже, он шипящим от презрения голосом добавил к сказанному:
– А тебе что кажется – завтра весь мир бросится скупать ваши работы? А ты, сидя в таком же кресле, будешь считать доходы? Думаешь, все будет так красиво, как расписала тебе эта аферистка? Да в Америке на тебя наденут намордник и за каждый доллар заставят работать так, что будешь пот ложкой в жопе черпать – вот что с той произойдет. А деньгами будут рулить совсем другие люди. Ты будешь только мычать, как корова, и со всем соглашаться!
– Может быть, и буду, – с ненавистью прошептал Михаил. – Вам-то что? Художнику не нужно много говорить. Наши картины говорят за себя сами.
– Картины! – с презрительной улыбкой воскликнул Тропинин. – Эту мазню ты еще называешь картинами? Ведь ты даже представить себе не можешь, какого низкого качества ваша живопись.
– Неправда!
– Нет, это правда, мой тупой криворукий ублюдок! У вас мазня, а не живопись! Просто таков был наш проект! Мы специально делали акцент на ваше неумение рисовать, хотя, по правде сказать, сейчас это умение вообще никому не нужно.
– Врете вы все! Наши картины гениальны!
Тропинин схватил со стола огромную кисть и замахнулся ею над головой Михаила.
– Ну тогда смотри, что я иногда делаю с такими гениальными картинами!!
Он подскочил к сохнущему холсту и в бешенстве начал дырявить его древком кисти.
– Ну что, гастарбайтер чертов? Нравится?
Он наотмашь наносил удары, с треском прорывая продольные дыры в крепком и туго натянутом холсте. Илья в ужасе обхватил голову руками и завыл от страха.
– Смотри! – страшно кричал Тропинин – Теперь твоя гениальная живопись стала еще лучше?
Михаил не выдержал и вскочил.
– Не смейте! – что было сил закричал он, тряся кулаками. – Не касайтесь ее своими грязными лапами!
Как дикий кот, он кинулся на Тропинина и повис на его руке. Между ними возникла нелепая схватка: Михаил с воем укусил противника, а тот закрутился на месте, тщетно пытаясь стряхнуть с себя обезумевшего художника. Наконец-то сила возобладала. Тропинин ухватил Михаила за горло и, с ненавистью глядя в его искаженное болью лицо, сильным ударом вонзил древко кисти в его правый глаз. Полированная ручка вошла в голову на половину своей длины и с хрустом надломилась. Михаил издал хрипящий звук и слепо пошатнулся. Алый фонтанчик крови брызнул из разорванной глазницы, рот исказила гримаса, он дико закричал. Предсмертная агония была непродолжительна – жуткий крик внезапно оборвался. Михаил рухнул на пол, затрясся всем телом и уже через пару секунд затих и больше не шевелился.
– Черт бы подрал этого идиота! – в бешенстве заорал Тропинин. – Мерзкий хорек! Он еще кусается!
Со всей силы он начал пинать труп художника, однако, не удовлетворившись, в припадке ярости опрокинул на убитого массивный мольберт с разорванной в клочья картиной.
– Вот тебе, сука, твои картины! – орал он. – Ну что, теперь доволен? Нравится, когда я плохой? Чего молчишь? Чем же ты был недоволен, когда я был хорошим?
Сергей, с лица которого так и не сошла веселая улыбочка, зачарованно наблюдал за действиями шефа.
– Чего уставился? – зло накинулся на него Тропинин. – Видишь, с кем приходится работать? Проклятье, – тяжело дыша, добавил он, брезгливо осматривая разорванный рукав. – Костюм испортил!
Сергей сделал подобострастную мину и вопросительно кивнул в сторону рыдающего на полу художника.