Рыжебородая челюсть сжалась. Желтые глаза пылали пламенем. Лицо Матолча изменилось, его плоть потекла, как вода, еле видная в облаках дыма, поднимающихся от рассыпанных угольев.
Желтые зрачки угрожали мне из серого тумана.
Меняющий форму издал бессловесный шум своим горлом — звук, который мог издать лишь зверь — волчий рык! Морда волка глядела на меня!
Дым рассеялся. Иллюзия проходила. Матолч — обычный человек — расслабился и осторожно высвободился из моего захвата.
— Ты… ты напугал меня, лорд Ганелон, — спокойно сказал он. — Но, думаю, ты ответил на мой вопрос, даже если эти травы, — тут он кивнул на опрокинутый треножник, — помогли тебе освежить память.
Я отвернулся и пошел к двери.
— Подожди, — сказал Матолч. — У меня есть одна твоя вещь, которую я забрал у тебя недавно.
Я остановился.
Рыжебородый подошел ко мне, держа в руках оружие — шпагу без ножен.
— Я забрал ее у тебя, когда мы проходили через Огонь Нужды, — сказал он. — Она твоя.
Я взял оружие и двинулся к закрытому портьерой выходу.
Позади меня раздался голос Матолча.
— Мы еще не враги, Ганелон, — мягко сказал он. — И если ты мудр, ты не забудешь моего предупреждения. Не ходи в Кэр Ллур.
Я вышел, держа в руках шпагу, и спустился по винтовой лестнице.
Мои ноги несли меня сами. Оккупант в моем мозгу все еще был силен. Запись на иконе и письмо под ней становилось заметнее, проявляясь как бы под воздействием сильного растворителя.
Верхняя запись — та, из-за которой я потерял память; нижняя — настоящие воспоминания…
…Замок — откуда я знал, что этот Замок был лабиринтом? Дважды проходил я мимо солдат, стоящих на страже, со знакомой тенью страха в глазах — тенью, которая, мне казалось, углубилась при моем появлении.
Я продолжал идти вперед. Торопливо пройдя бледно-янтарный зал, я откинул в сторону золотистую портьеру и ступил в овальную комнату со сводчатым потолком, обитую светлым шелком. Журчал фонтан, и легкий ветерок коснулся моей щеки. За комнатой арка выхода была оплетена ветвями с листьями.
Я прошел сквозь арку и оказался в саду, окруженном стенами — в саду экзотических цветов и причудливых деревьев.
Цветы сверкали, как драгоценные камни, на фоне темной зелени. Рубины и аметисты прозрачные и молочно-белые, серебряные, золотые, изумрудные — расстилались невиданным по красоте ковром. Деревья тоже не были безжизненными.
Искривленные и могучие, как дубы — их толстые сучья и ветви были покрыты облаком зеленой листвы.
Зеленый занавес угрожающе зашевелился. Деревья распрямились в ожидании.
Я увидел, как черные сучья искривились и медленно потянулись ко мне.
И расслабились. И снова стали неподвижными. Они узнали меня.
Над этим злым садом темное небо резко контрастировало со сверкающим на нем солнцем.
Деревья вновь зашевелились. Какое-то беспокойство охватило зелень. Змеиная ветка изогнулась и быстро выпрямилась — ударила — и вновь стала на место.
В этом месте, где она только что была, показалась фигура человека, бегущего вперед, уворачивающегося и кидающегося из стороны в сторону под страшными ударами, обрушиваемыми на него со всех сторон лесом-сторожем.
Человек в плотно облегающем коричневом костюме бежал ко мне. Его суровое бесстрашное лицо кипело возбуждением, нечто вроде победного выражения было на нем.
В руках у него не было никакого оружия, но к поясу был пристегнут пистолет, или нечто очень похожее на него.
— Эдвард! — произнес он настойчиво, стараясь говорить тише. — Эдвард Бонд!
Я узнал его. Не его именно, конечно. Но я уже видел убегающие, одетые во все коричневое фигуры раньше — и ненависть, которую я уже один раз испытал с Матолчем, волной поднялась внутри меня при виде его.
Враг! Выскочка! Один из многих, кто сумел воспользоваться волшебством против великого лорда Ганелона!
Я почувствовал, как волна гнева залила краской мое лицо, как кровь застучала в висках с такой силой, с такой необычайной, незнакомой мне яростью… Мое тело напряглось в позе Ганелона — плечи назад, грудь выставлена, презрительная улыбка на губах, высоко поднятый подбородок. Я услышал, как мой голос сыплет проклятия на языке, который я едва помнил. И я увидел, как он отступил назад, и неверие было написано на его лице. Рука его потянулась к поясу.
— Ганелон? — заикаясь, произнес он, пытаясь поймать своими глазами мой взгляд. — Эдвард, ты с нами, или ты опять стал Ганелоном?