А это означало, что сейчас надо вести себя крайне осторожно.
— Да, Ллорин прав, — сказал я. — Вы сейчас не можете определить, Ганелон я, или нет. Может быть, ты и знаешь это, Арле, — я улыбнулся ей. — Но… рисковать нельзя. Пусть Ллорин испытает меня.
— Ну? — Ллорин вопросительно взглянул на Арле.
Она нерешительно переводила свой взгляд с меня на бородача.
— Я… ну хорошо, я согласна.
Ллорин коротко рассмеялся.
— Мое испытание может и не удасться. Но есть та, которая может видеть правду. Фрейдис.
— Пусть Фрейдис испытает меня, — быстро ответил я — и был вознагражден тем, что увидел, как Ллорин заколебался.
— Очень хорошо, — сказал он после непродолжительного молчания. — Если я ошибаюсь, то приношу свои извинения прямо сейчас. Но если прав, я убью тебя, или попытаюсь это сделать. Только еще одного человека я убью с бо́льшим удовольствием, но оборотень пока не в моей власти.
И вновь Ллорин дотронулся до своей щеки с уродливым шрамом. При мысли о лорде Матолче его серые глаза засветились, загорелись на какое-то мгновение. Я видел, как ненавидят, и раньше. Но никогда не видел такой ненависти, какую Ллорин питал к оборотню.
Ну что ж, пусть он убьет Матолча, если сможет. Было другое, более мягкое горло, в которое я мечтал вонзить свои пальцы. И все ее колдовство не уберегло бы ведьму в алом, когда Ганелон вернется в Кэр Сайкир и сломает Совет, как веточку в своих руках!
И вновь черная пропасть навалилась на меня. Эта ярость уничтожила Эдварда Бонда, но она не уничтожила хитрости Ганелона.
— Как скажешь, Ллорин, — спокойно сказал я. — Пойдем сейчас к Фрейдис.
Он коротко кивнул. Мы двинулись по дороге вперед, окруженные лесными жителями. Ллорин с одного бока, Арле — удивленная и встревоженная — с другого. Покорные рабы шли следом.
Стены каньона скрыли нас. Впереди показалось отверстие входа в пещеру.
Мы расположились неправильным полукругом, глядя на этот вход. Наступила тишина, прерываемая только шелестом листьев на ветру. Красное солнце поднималось над стеной горы.
Из темноты до нас донесся голос, глубокий, вибрирующий и властный.
— Я не сплю, — произнес он. — В чем вы нуждаетесь?
— Мать Фрейдис, мы отбили рабов, захваченных Советом, — быстро сказала Арле. — Они все еще спят.
— Пошлите их ко мне.
Ллорин злобно посмотрел на Арле. Он сделал шаг вперед.
— Мать Фрейдис, — позвал он.
— Я слышу.
— Нам нужно твое ясновидение. Этот человек утверждает, что он — Эдвард Бонд, но я думаю, что он — Ганелон, вернувшийся из мира Земли, куда ты послала его.
Наступило продолжительное молчание.
— Пошлите его ко мне, — наконец произнес голос. — Но сначала пошлите рабов.
По знаку Ллорина лесные жители начали подталкивать рабов ко входу в пещеру.
Они не сопротивлялись. С ничего не выражающими глазами семенили они к пещере и, один за другим, исчезали в ее темноте.
Ллорин поглядел на меня и дернул головой, указывая на вход.
Я улыбнулся.
— Когда я выйду, мы опять будем друзьями, как прежде, — сказал я.
Глаза его оставались такими же холодными, как и раньше.
— Это решит Фрейдис.
Я повернулся к Арле.
— Фрейдис решит, — сказал я. — Но бояться нечего, Арле. Помни это. Я — не Ганелон.
Она смотрела на меня испуганным взором, неуверенная, когда я отступил от нее на шаг или два.
Безмолвная толпа лесных жителей уставилась на нас, наблюдая. Они держали оружие наготове.
Я мягко рассмеялся, повернулся и вошел в черное отверстие пещеры.
Тьма поглотила меня.
8. Фрейдис
Это звучит странно, но я был абсолютно уверен в себе, когда шел вперед по полого поднимающейся тропинке внутри пещеры. Впереди, за поворотом, я увидел мерцание света и улыбнулся. Мне было очень трудно говорить с этими лесными беглецами-выскочками, как с равными, как будто я все еще был Эдвардом Бондом. Мне трудно будет говорить и с их колдуньей, хотя смешно было думать, что она сможет обладать такими же знаниями, как Лорд Совета. Кое-что она должна знать, иначе ей никогда бы не удалась замена, которая послала меня в мир Земли, а сюда привела Эдварда Бонда. Но я считал, что запросто смогу обмануть и ее, и всех, кого смогут выставить против меня повстанцы.
Маленькая пещера за поворотом была пустой, в ней никого не было, за исключением Фрейдис. Она стояла на коленях, спиной ко мне, перед небольшим огнем, который, казалось, горел сам по себе, без всякого топлива, в хрустальном блюдце. На ней были белые одежды, а ее седые волосы косами свисали по спине. Я остановился, пытаясь опять чувствовать себя, как Эдвард Бонд, пытаясь определить, что бы он сказал в эту минуту. Фрейдис повернулась и поднялась на ноги.